Святослав Воеводин - Горислава. Невенчанная жена

– Князь, новые гости подъезжают. Скоро у ворот будут.

Рогволод не сразу понял:

– Какие гости?

– Из Киева, князь. Сам Ярополк Святославович пожаловал.

Владимир их не слушал, медленно поворачивая голову по сторонам. Он попытался подпереть бороду кулаком, промахнулся и сделал вид, что просто решил заправить за уши длинные волосы. Рогнеда, заметившая это, презрительно сморщила нос. Рогволоду состояние Владимира тоже не понравилось. Сам он всегда знал меру, чтобы не выставить себя за пиршественным столом посмешищем. Но немедленно принять гостя он распорядился не потому. Приезд Ярополка менял дело. Союз с Киевом представлялся князю более выгодным, чем с Новгородом. Ярополк был старшим сыном Святослава и унаследовал больше.

– Как только прибудет, сразу впускайте, у ворот не держите. – Рогволод быстро потер ладони, издавшие сухое шуршание. – Пусть проводят его в мои покои наверху. Угощения туда снесите, питье. Воды нагрейте. Я его сегодня же приму.

Отдав распоряжение, он поднялся, чтобы провозгласить пир законченным. Поблагодарил гостей, сослался на усталость дочери и свою занятость государственными делами. Если бы он посмотрел в этот момент на Владимира, то, возможно, не поспешил бы с таким решением. В своем желании принять нового гостя Рогволод совсем позабыл про подарки из Новгорода. Уже одно это выглядело в глазах Владимира оскорблением. Когда же он наконец понял, кто и зачем приехал, то ярости его не было границ.

– Зачем брата позвал? – спросил он угрожающе.

Его руки, положенные на стол, сжались в кулаки. Брови Рогволода сошлись на переносице.

– Я волен принимать кого хочу и когда хочу, – произнес он.

– Не привык я, чтобы ко мне относились с пренебрежением. – Владимир уже не проявлял ни малейших признаков опьянения. – И не прощаю такого.

Рогнеда опасливо посмотрела на него, потом на отца. Сейчас только он мог защитить ее от посягательств приезжего красавца-грубияна. Владимир был опасен, как дикий зверь. Можно сколько угодно кормить его с руки, гладить по голове и чесать за ухом, но однажды он рявкнет, оскалится и покажет свою хищную натуру.

– Приехал твой старший брат, князь, – заговорил Рогволод увещевающим тоном. – Не могу же я оставить его за воротами.

– А ты возьми и оставь, – упрямо заявил Владимир.

Гости выбирались из-за столов, не всегда успешно придавая себе вид чинный и достойный. Тех, кому это вовсе не удавалось, подхватывали под руки расторопные слуги. Были средь гостей и такие, что на протяжении пира ждали момента, чтобы обратиться к князю Рогволоду с просьбой, но он держал их на расстоянии неприступной позой и бесстрастным выражением лица. Увидев это, стражники образовали живую цепь, чтобы не подпускать просителей к помосту. Растолкав их, Владимир тоже стал пробираться к выходу из палаты, и его подданные поспешили за ним, усиливая сумятицу.

– Он так посмотрел на тебя, – пробормотала Рогнеда.

– Завтра хмель выветрится, обида пройдет, – отмахнулся отец.

Он ошибался. Обида Владимира была слишком велика, чтобы ее простить.

Терем Рогволода был выстроен в три яруса, соединенных между собою лестницами и переходами с зарешеченными окнами. Обилие народа затрудняло продвижение вниз, куда спешил Владимир, чтобы переговорить с братом до того, как тот предстанет перед Рогнедой и ее отцом. Гнев душил его, хмель туманил мозг. Не раз и не два он позволил себе оттолкнуть знатных мужей, навлекая сердитые оклики. Владимир не трудился оглядываться с извинениями. Когда два гридня попробовали преградить ему путь на ту половину, где хранились княжеские хартии, печати и летописи, он попросту раздвинул их плечами и пошел дальше.

– Там нет выхода, князь! – крикнул ему вслед несчастный стражник, представивший, что сотворят с ним за то, что допустил сюда постороннего.

Владимир резко остановился, развернулся и направился обратно, продираясь сквозь столпотворение в людной палате и парадных сенях, а затем сбежал по ступеням в темный двор, опоясанный рубленой оградой с каменной башней над воротами. Тут стояла та шумная толчея, которой обычно завершаются все многолюдные застолья с обильными возлияниями. Кругом перебирали копытами, трясли гривами и скалили зубы кони, сведенные к крыльцу, чтобы развезти седоков по домам. В неверном свете факелов по земле и стенам метались густые тени, увеличивая смятение. К загородке с отхожими местами выстроилась немалая очередь. Взвизгивали собаки, крутящиеся под ногами, всхрапывали лошади, гремел мужской хохот, звенели женские голоса, как возбужденные, веселые, так и сварливые, бранящиеся.