Генри Триз - Мечи с севера

– Я не нуждаюсь в твоем дозволении, чтобы сказать то, что должен, – по-прежнему сурово заметил Олав. – Немедля прекрати мародерство и при первой возможности отправляйся ко Гробу Господню в Иерусалим. Там уже началось возведение храма. Непременно сделай это, а иначе ты мне больше не брат.

Харальд послушно кивнул.

– Но скажи мне, что означает изображение на броши, женщина и дерево?

Олав уже исчезал, как бы растворясь в воздухе, но все же он ответил, улыбнувшись впервые с начала разговора:

– Отправляйся в Иерусалим, лентяй ты эдакий. Там сам все узнаешь.

Харальд потряс головой и спросил Халльдора:

– Ты видел?

Тот удивленно уставился на него, потом сказал:

– Видел. Из-под твоего стула выскочила мышь и побежала прямиком вон к тому ларю с зерном. Ты это имел в виду?

– Наверное, именно это, – рассмеялся Харальд. – Пойдем собираться, скоро мы отправляемся в Иерусалим. Мы и так задержались с выполнением приказания нашего императора. Пора, наконец, заняться делом.

Так в жизни Харальда вновь наступило лето. Правда, пережитая им зима оставила свой след, закалив его, как кузнец закаляет только что выкованный клинок. Он стал реже смеяться, строже, чем прежде, держался с варягами, а, избрав цель, шел к ней напролом, сметая на своем пути все преграды. Но от прежнего безумия он совершенно излечился, и вскоре весть о том, что Харальд сын Сигурда – самый что ни на есть справедливый командир, распространилась повсюду, и молодые мореходы-северяне стали стекаться под его знамена, только что не отталкивая друг друга, как деревенские бабы у лотка рыночного торговца.

Даже калиф прислал ему в Иерусалим послание с пожеланием божьей помощи в выполнении возложенной на него миссии. Выслушав калифова посланца, зачитавшего ему письмо своего господина, Харальд сказал:

– Я не умею писать и не имею при своем войске писца, но мне хотелось бы, чтобы ты передал своему господину, что Харальд сын Сигурда прибыл в эти места с двоякой целью: охранять безопасность зодчих, возводящих церковь к вящей славе Господа нашего, и очистить дороги от всех и всяческих разбойников, нападающих на честных паломников, желающих помолиться в Святом Городе или омыться в водах реки Иордан, без разбора их (разбойников то есть) вероисповедания и происхождения. Других целей у него нет. Скажи калифу, что Харальд сын Сигурда и его воины довольствуются жалованием, получаемым от императора Византии, и иного прибытка искать себе не собираются. Объясни ему, что мы не беззаконные мародеры, а христианские стражи, желающие сотрудничать с его собственными законодателями и стражами порядка в деле восстановления доброго имени Палестины.

– Я в точности передам твои слова, господин мой, – с улыбкой проговорил калифов посланец. – Правда, для того мне придется перевести их на мой родной язык, но я постараюсь, чтобы перевод был точным.

– О большем я и не прошу, – сказал Харальд. – Важны не слова, а добрые намерения, которые стоят за ними.

В последовавшие за этим несколько месяцев Харальд, помимо самого Иерусалима, поставил гарнизоны в Триполи, Дамаске, Яффе и Аскалоне. Это было сделано с согласия мусульманских правителей этих городов, и дело обошлось без распрей и стычек. В то время между христианами и мусульманами установились самые дружеские отношения. Многие варяги поклялись даже, что охотно восприняли бы учение пророка Магомета, если бы он не запрещал пить вино. Многие по-дружески обменивались с воинами-сарацинами подарками, включая даже оружие, так что в конце концов лишь по цвету кожи можно было определить, который из воинов – мусульманин, а который – христианин. Строительство Храма Гроба Господня шло полным ходом. Не опасаясь более за свою безопасность, византийские каменщики и их помощники-сирийцы работали весело, с песней. Зато страх стал уделом бедуинов, которые пристрастились было нападать из засады на караваны паломников, безжалостно грабя и убивая беззащитных христиан. Вскоре они с горечью узнали, что у них появился достойный противник, столь же жестокий, как они сами, и при этом лучше владеющий воинским искусством, противник, от которого нельзя было скрыться даже на самых быстрых конях и верблюдах.

Харальд приказал без суда вешать пойманных на воровстве бедуинов. Тела множества повешенных оставались висеть без погребения для устрашения прочих разбойников, замышлявших поживиться за счет беззащитных паломников.