Генри Триз - Мечи с севера

Харальд кивнул:

– Да, я знаю. Иногда они слишком увлекаются. Но должен признаться, что я сам зарился на эти рубины.

– Увлекаются они, видите ли, – сказала она. – Да если бы я не собиралась выйти за тебя замуж, я бы приказала перевешать их как мятежников, а тебя ослепить за подстрекательство к мятежу.

Теперь пришла очередь насупиться Харальду.

– Что-то я плохо стал слышать, особенно по утрам. Наверное, это от удара по голове, полученного при сборе дани в окрестностях Киева.

Зоя шагнула вперед и проговорила напряженным голосом:

– Раз ты не расслышал, я готова повторить. Византия потеряла своего императора. Византия, центр мира, центр христианства, срочно нуждается в сильном человеке, который, заняв трон, смог бы охранять ее. Нет никого, кто подходил бы на эту роль лучше Харальда Сурового, великого военачальника, в жилах которого к тому же течет королевская кровь. Я снова спрашиваю: желаешь ли ты жениться на мне и стать первым человеком в мире?

Харальд вдруг уселся на мозаичный пол и расхохотался, да так громко, что Ульв и Халльдор, заподозрив недоброе, влетели в палату с обнаженными мечами в руках. Увидев их, он сказал, указывая на императрицу:

– Знаете, что она мне предложила?

И снова расхохотался, не в силах продолжать свою речь.

– Он, похоже, заболел, – заявил Ульв. – С каждым может случиться после ночи в застенке. Вставай, брат, мы там тебе поесть припасли.

Халльдор обернулся, чтобы попросить у императрицы разрешения вынести командира варягов тайным переходом, ведущим в казарму, но ее уже не было в палате. Уязвленная харальдовым смехом, она удалилась чуть ли не бегом.

На следующий день, на рассвете, по городу прошли сорок глашатаев, повсюду провозглашавших, что Ее Величество императрица Зоя согласилась выйти замуж за Михаила Каталакта из Пафлагонии и возвести его в сан императора.

Двумя днями позже те же самые глашатаи объявили, что по велению нового базилевса его войско под командованием Георгия Маниака и Харальда сына Сигурда отправится в поход по Эгейским островам, чтобы показать всему миру вновь обретенную мощь Византии.

Харальд услышал эту весть, когда направлялся в казначейство за жалованием для своих людей. Он тут же остановился и улыбнулся глашатаю. А обернувшись, увидел в просвете между занавесями знакомую фигурку в темном и устремленные на него большие черные глаза. Он быстро отдернул занавеску. За ней стояла царевна Мария Анастасия Аргира.

– Ну, малышка, слыхала новости? – радостно воскликнул он. – Мы выходим в море, а может быть, и с врагом сразимся! До чего же надоело без толку топтаться по этому вонючему городу!

Царевна Мария расплакалась и стала бормотать что-то о бесчеловечности войны и о том, что воевать не по-христиански.

Харальд наклонился и утер ей глаза алым рукавом своего нового командирского мундира. И вдруг сказал:

– Неотесанному чужестранцу нельзя было дотрагиваться до царевны. А как насчет военачальника, стоящего наравне с самим великим Георгием Маниаком? Как насчет единственного и неповторимого командира варяжской гвардии?

Она улыбнулась. Он посадил ее себе на плечи и принялся с громким ржанием носиться по темным коридорам. Царевна радостно смеялась. Никогда еще ей не было так весело.

Обо всем этом, конечно, тут же донесли Феодоре, которая проговорила, поджав губы:

– Все как я и думала. Этот викинг хочет сделать девчонку еще глупей, чем она есть. Сейчас с этим ничего не поделаешь, но когда войско отправится в поход, будет совсем другое дело. Я заставлю эту дурочку пожалеть о том, что она опустилась до разговора с каким-то норвежцем.

Придворные дамы усиленно закивали, а камерарии с черными жезлами покачали головами, как будто Харальд действительно принес в их вечный город дьявольское искушение и навлек на горожан гнев Божий.

Новый император Михаил Каталакт был во многих отношениях прямой противоположностью Романа. Его семья происходила с южного берега Черного моря, и он, смуглый, жилистый и крепкий, больше походил на жителя сирийских пустынь, чем на ромея. Базилевс был в расцвете сил, но виски его уже посеребрила седина.

Глубокие складки у носа и тонких губ придавали его лицу мрачное, даже жестокое выражение. По-гречески он говорил с сильным армянским акцентом, так что иные во Дворце совета неодобрительно качали головами, в душе считая императора варваром, которого не следовало допускать в их среду. Каталакт первым делом распорядился переплавить императорскую корону, которую носил покойный Роман, и сделать другую, ему по размеру. Рисунок новой короны выполнил странствующий художник из Тифлиса. Она была украшена фигуркой орла, сидящего с опущенными крыльями на теле мертвого льва.