Себастьян Конрад - Что такое глобальная история?

Глобальная история в прочтении Конрада по-прежнему направлена на преодоление родовой травмы современной исторической дисциплины – изоляционизма национальной истории и методологического национализма (в российском варианте – это государственническая версия российской истории). Однако если канон национальной истории может быть представлен в виде гегелевского тезиса, то подходы сравнительной истории, транснациональной истории, мир-системного анализа, постколониальных исследований и школы множественных модерностей уже явили собой антитезис, показав каждый по-своему пути преодоления изоляционизма национальной рамки. Именно эти подходы автор книги подробно рассматривает в методологическом плане, указывая на их вклад в критику национальной истории и преодоление евроцентризма нововременного исторического канона, а также показывая, как из ограничений каждого из указанных подходов рождаются новые вопросы и перспективы глобальной истории. Особенно важным для российской интеллектуальной ситуации видится предлагаемая автором методология последовательной критики «центризмов» и выявления позиционированности (невозможности «нейтральной архимедовой точки обозрения») исторического источника и перспективы историка (глава 8 «Позиционированность и центрированные подходы»). Характер российской истории часто подталкивает исследователя видеть в евразийском подходе эмансипирующий эффект исторического анализа, освобождающий от ограниченности евроцентричного взгляда. Сходным образом подчеркивание истории нерусских национальностей совсем недавно представлялось принципиальной ревизией прежнего нарратива истории Российской империи и Советского Союза [3] См.: Каппелер А. Россия – многонациональная империя. Возникновение, история, распад. М., 1997. См также: Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма / Науч. ред.: Семенов А.М., Герасимов И.В., Могильнер М.Б. М., 2010. . Проблема, как подчеркивает Конрад, заключается в замене одного «центризма» другим. Развивая эту мысль, можно добавить, что проблема заключается и в том, что при такой замене никак не меняется понимание исторического опыта и роли субъектности в историческом процессе, просто на место одного структуралистского представления об истории встает другое, не менее монологично представляющее пространство исторического опыта (единое европейское или единое евразийское) и не менее детерминистски рисующее характер и форму исторических отношений [4] Gerasimov I., Glebov S., Mogilner M. The Postimperial Meets the Postcolonial: Russian Historical Experience and the Postcolonial Moment // Ab Imperio. 2013. № 2. Р. 97–135. .

Если принять во внимание, что антитезис к национальной истории уже был дан в существующей историографии, то не является ли таким образом глобальная история гегелевским синтезом этого спиралевидного развития? Сам автор отрицает подобное прочтение своей книги [5] Semyonov A . «Global History Is More Than the History of Globalization»: Interview with Sebastian Conrad // Ab Imperio. 2017. №. 1. P. 26–27. . Но нужно признать, что аргумент Конрада о необходимости соединения интерпретации и объяснения (причинности) в рамках исторического исследования, а также тонкая работа над созданием нового аналитического языка глобального историка (понятие позиционированности, различение евроцентризма и европоцентричности, экуменическая история) позволяют говорить если не о полноценном синтезе, то о новом и диалогичном сочетании разных методологических школ исторического знания.

Остановимся на первой части авторского аргумента. Глобальную историю часто обвиняют в едва ли не стратосферном взгляде на исторические процессы. Особенно это характерно для направления «большой и глубокой истории» (известной по работам исторических социологов и историков антропоцена). Из этой перспективы становится совсем не виден человек, исторический субъект с его представлениями и разнообразными опытами. Конрад показывает, как возможно сочетание микроистории с ее вниманием к антропологическому измерению человеческого опыта и глобально-исторического подхода, если масштабы исторического контекста и исторического времени не воспринимаются историком как данные извне исторического опыта. Другой крайностью глобальной истории является погоня за разного рода связями, пересечениями и заимствования. Перевод книги с другого языка или наблюдения путешественника за населением другой (желательно неевропейской) страны мгновенно становятся материалом для глобальной истории. Конрад настаивает, что простого следования за связами и влияниями недостаточно, необходимо устанавливать причины их регулярности и устойчивости, условия успешности восприятия того или иного заимствования и тем самым выявлять их воздействие на протекание исторических процессов. Тем самым Конрад напоминает историкам о том, что их дисциплина является частью не только гуманитарных, но и социальных наук, а следовательно, должна ставить перед собой задачи выявления причинности и исторического объяснения, а не только интерпретации.