Борис Сударушкин - Последний рейс «Фултона»

Только начали работу – в цех вбежал чумазый подсобник из новеньких:

– Кончай работу! Выключай станки!

– Ты с какой крыши свалился? – спросили его. – Кто приказал?

– Кому власть дана – тот и приказывает.

– Не егозись, деревня. За нас нашу работу никто не сделает. С какой стати будем станки выключать?

– А я что? Я ничего, – затравленно озирался по сторонам новенький. – Во дворе митинг, там всё скажут. – И он бросился из цеха.

Затихли трансмиссионные валы – кто-то вырубил напряжение.

Рабочие заворчали:

– Замитинговались в доску!..

– Одними речами живем!..

Тихон подошел к Ивану Резову, спросил, что за митинг такой.

– Не иначе – меньшевики да эсеры воду мутят, – ветошью вытер руки токарь. – Ладно, пойдем послушаем.

Когда рабочие механического цеха вышли во двор, на крыльцо конторы поднялся Михаил Алумов.

– Братья рабочие! Сегодня утром Первый стрелковый полк арестовал окончательно зарвавшихся в безобразиях и воровстве членов городского Совета. Население этот справедливый шаг встретило одобрительно, к солдатам присоединились рабочие и ткачи. Они требуют продовольственного улучшения и справедливости!..

Среди «питерщиков», людишек, перед войной пристроившихся в мастерские от мобилизации, оживление. Рабочие переглядываются, силясь понять, что же случилось.

– Только что телеграфом пришло сообщение – в Москве идут бои, правительство Ленина доживает последние минуты! – торжественно говорил Алумов.

– Дрянь какая-то получается, – проронил Иван Алексеевич. – Беги-ка, парень, в районный комитет. Расскажи, что за провокацию здесь затевают…

Тихон начал выбираться из толпы, но остановился, услышав голос Резова:

– Не верьте. Иуде! Если в городе и замахнулись на советскую власть, так недолго им винтовками баловать!..

– Кончай комиссарить, Резов. Откомиссарился, – пытался Алумов перекричать токаря.

– Дайте слово большевикам! – раздалось в толпе. Рабочие зашумели, задвигались, будто земля под ногами от землетрясения ходуном заходила.

Только Иван Алексеевич прорвался к крыльцу – Алумов выхватил из кармана манлихер, выстрелил в воздух.

– Прекратить! Мастерские оцеплены! – заорал он.

Толпа как закаменела – с винтовками наперевес, с револьверами во двор вбежали какие-то решительные люди. Угрожая штыками, стали оттеснять рабочих.

Иван Резов ударом в челюсть сбил Алумова с крыльца. Тот бешено завопил откуда-то снизу:

– Вяжи его, вяжи коммунистов!..

Старому рабочему ловко стянули руки за спиной. Поднявшийся на ноги Алумов ударил его рукоятью манлихера. Потом пальцем тыкал в большевиков, в красногвардейцев. И приговаривал, как заведенный:

– Этого вяжи, этого, этого…

Показал и на Тихона:

– Гаденыша тоже заберите, тоже в большевики метит…

На Тихона навалились двое, ударили в живот.

Гремя шпорами на шевровых сапогах, на крыльцо взошел офицер в золотых погонах, в кожаной портупее:

– Митинг кончен! Отговорились! В городе и губернии власть перешла в руки доблестного полковника Северной Добровольческой армии господина Перхурова!

– Опять, значит, господа вернулись, – сплюнул под ноги старик Дронов…

Арестованных втолкнули в товарный вагон, что стоял в железнодорожном тупике возле мастерских, закрыли дверь на засов, оставили часового.

Пахло пылью и гарью, единственное окошко зарешечено. Скрипучий пол усыпан опилками. Сквозь щели пробивались лучи солнца.

Тихон уселся на пол рядом с Резовым.

– Что с нами сделают, дядя Иван?

Токарь не успел ответить, как Степан Коркин зло и мрачно произнес:

– Прикончат – и дело с концом.

– От Алумова жалости не жди, – согласился Иван Алексеевич.

Услышав это, к нему подскочил рабочий из бывших красногвардейцев:

– О чем же вы думали, большевики? Давно надо было Алумова прижучить. А теперь он нас…

– Все зависит от того, что сейчас в городе делается, – сказал Резов.

– Неспроста контрики золотые погоны нацепили, – буркнул Коркин. – Зря бы рисковать не стали.

Прошел час, второй. Рабочие молчали, гадая, что их ждет впереди. Слышалось, как под ногами часового похрустывает гравий.

И вдруг с другой стороны вагона – шепот:

– Дядя Ваня?..

Тихон встал на колени, наклонился к узкой щели между рассохшихся досок.

– Сережка, ты? Чего шастаешь? Часовой увидит – с нами окажешься…

– Не увидит, тут кусты вплотную… Вас расстрелять хотят. Своими ушами слышал…