Олег Хафизов - Дуэлист

Блуждая по каменистым берегам быстрой, прозрачной Кюмени с удочкой, в непромокаемом плаще-эмпермеабле и высоких бесшовных сапогах-осташах, капитан Кузьмин не раз встречал на другом берегу своего шведского коллегу лейтенанта Герринга, также пристрастного к рыбной ловле, и отдавал ему честь двумя пальцами левой руки, как положено было уставом того времени. Лейтенант Герринг снимал свою смешную шляпу с пером и загнутым полем, наподобие тирольской, и низко кланялся. «Какой приятный все-таки человек этот лейтенант Герринг», – думал при этом капитан Кузьмин. И лейтенант Герринг думал то же самое по-шведски о русском капитане.

Надобно вам сказать, что лейтенант Герринг был ровесником капитана Кузьмина, но отнюдь не стыдился своего малого чина. У шведских военных чины вообще менее наших. Там, где у нас назначен генерал-лейтенант, у них полковник или бригадир, а где у нас командует штабс-капитан, там у них фельдфебель. Любая военная должность считается у шведов почетной, и каждый прапорщик имеет стратегические виды, как герцог Мальборо.

К тому же и служба у шведских военных гораздо приятнее нашей. Один из ихних старинных королей, кажется, Карл XI, придумал оригинальную систему войска наподобие наших стрельцов, почти избавляющую казну от военных расходов, но обеспечивающую довольно многочисленную армию. Каждому военному человеку, за исключением небольшого числе вербованных, выдается земельный надел по его чину – от фельдмаршала до последнего солдата. И каждая община содержит себе одного такого мирного воина. Таковой, с позволения сказать, военный круглый год живет в своем торпе как партикулярное лицо и на неделю выезжает на сборное место, где учится кое-как маршировке, да ещё, пожалуй, выпалит раз-другой из ружья глиняной пулей.

Правительство только выдает им оружие, ремни, шляпы и военные куртки весьма неказистого вида, как у наших инвалидных команд. На войне такие солдаты, если их не разозлить, бывают не весьма ловки в своих эволюциях и с нетерпением ждут окончания битвы, чтобы вернуться к своему хозяйству.

У лейтенанта Герринга был малолетный сын Оле, весьма озорной мальчишка, который своим легкомыслием воспламенил войну между двумя народами, послужив к погибели собственного своего отца. Случилось же это вот каким образом.

Лейтенант Герринг надумал к лету обновить окраску своего бостеля или торпа, а попросту сказать – своей избы. А как произведения промышленности в Финляндии дороги и с большими затруднениями достигают до такой глуши, то он и стал, по обыкновению всех казенных людей, понемногу пользоваться из стратегических запасов. Ибо зимой, когда сообщение с береговыми областями весьма удобно по замерзшим рекам, на заставу ему было завезено изрядное количество отличной серой краски – такого цвета, каковой в Швеции обыкновенно используют для окраски всех казенных предметов, будь то шлагбаум, сторожевая будка или верстовой столб. Позаимствовав от каждой казенной бочки едва заметную толику, лейтенант без всякого ущерба для королевства набрал себе краски для подновления всей своей дачи вкупе с дворовыми пристройками, а убыль нечувствительно восполнил конопляным маслом. И эта стратагема сошла бы ему с рук, разве что пограничные столбы немного просвечивали бы сквозь краску, если бы не малыш Оле.

По обыкновению всех мальчишек, этот озорник залез в сарай своего отца и обнаружил там краску, хотя и весьма хитро замаскированную ветошью. Проковыряв во фляге дырку, Оле наполнил краскою сткляницу и разрисовал все стены сарая стреляющими пушками, фрегатами и скачущими всадниками, но тем не удовлетворился. Он поспорил с сыном мельника на его лук и стрелы, что ночью проберется на пограничный мост и выкрасит его перила в серый цвет до самой России. Что ему и удалось с успехом совершить благодаря долгой северной ночи и сонливости часовых.

Проверяя на рассвете безопасность Российской империи и подъехав, по обыкновению, к мосту, дабы приструнить часового, если тот имел слабость вздремнуть или закурить трубку, капитан Кузьмин с ужасом обнаружил, что стратегический мост, не принадлежащий ни одной из наций, но представляющий собою неутральный объект, выкрашен в шведский государственный цвет вплоть до самой русской стороны. Взойдя в сторожевой дом и обнаружив-таки часового угревшимся в запечной щели, капитан Кузьмин пробудил его пинками, потребовал бумаги и тут же написал донесение в штаб с описанием диверсии. Затем он поднял свою команду «в ружье», приказал зарядить пушку картечью и удвоить караулы.