Олег Хафизов - Дуэлист

Русские драгуны бросились на мост, и, хотя шведы успели произвести по ним несколько выстрелов, кони перенесли их на другой берег. При виде лейтенанта с отрубленной головой шведов охватил такой ужас, что они тут же сложили оружие. А русские вернулись на мост и на руках вынесли своего капитана на берег, но он уже не дышал.

Капитана Кузьмина с дыркою во лбу и лейтенанта Герринга с приставленной головою положили рядом на плаще и обступили со всех сторон русские драгуны и пленные шведские егеря.

– Глупо пропал капитан, – рассуждали русские солдаты о Кузьмине.

– Геройская смерть, – думали шведы о своем лейтенанте.

Начало боевых действий в Финляндии напоминало туристический поход в затруднительных условиях климата. Исключая нескольких незначащих авангардных стычек, после которых противник, убоявшийся окружения, неизменно отходил, нашими единственными врагами были холод и собственные провиантские чиновники. Не знаю, по какой причине, но на этой войне сии комиссары сумели вороватостью превзойти самих себя, за что и были лишены своего красивого военного костюма графом Аракчеевым. Продолжая воровать вплоть до конца этой голодной, холодной войны уже без эполет, в более неприметном виде.

Мой приятель Денис Давыдов уверяет, что вплоть до самого лета разъезжал по Финляндии совершенно свободно, как по внутренним российским губерниям. При некоторой лихости этого суждения, с ним можно согласиться: финские крестьяне не сразу взялись за охотничьи винтовки и топоры. Продвигаясь на север, русские оглашали в церковных приходах обращение государя о том, что явились в Финляндию не завоевателями, но друзьями – лишь для того, чтобы оградить свои земли от хищничества англичан. И до тех пор, пока казаки не начали пополнять свой скудный рацион грабительством, финны оставались спокойны.

Шведская армия, предводительствуемая дряхлыми кабинетными полководцами, поспешно ретировалась. Шведским генералам внушала страх сама возможность обходных движений, заимствованных их русскими коллегами у «любезного брата» Наполеона. Гельсингфорс был занят после легкой стычки, столица Финляндии Абов сдалась без боя. По вечной нашей склонности все скрывать публика была извещена о начале войны лишь после того, как почти вся Финляндия была завоевана. Только на самом севере главные силы шведов ещё ожидали пополнений из матерой Швеции, дабы уберечь от русских коренную часть страны.

После занятия русскими Аландских островов и крепости Свартгольм Густав IV Адольф ещё ласкался надеждою, что многочисленный гарнизон «северного Гибралтара» Свеаборга с его неприступными верками, непробиваемыми бастионами и ловушками, устроенными по последнему слову фортификации на островах супротив Гельсингфорса, способен защищаться многие месяцы, отвлекая основные силы русской армии. Вдруг, после продолжительного стояния и двенадцати дней взаимной канонады, в которой были сожжены сотни пудов пороха, выпущены тысячи ядер, гранат и бомб и выбиты почти все стекла, но от которой погибли всего шесть человек и не обрушилась ни одна стена, вице-адмирал Кронстедт, почитаемый за честного и опытного воина, без явной причины сдал Свеаборг на капитуляцию. Не обнажив меча, в руки неприятеля отдался гарнизон, едва ли не превышающий атакующие силы, сотни орудий, тысячи зарядов, огромные припасы провизии и целая гребная флотилия из 110 кораблей.

Шведские и особливо финские историки почитают падение Свеаборга величайшим предательством в истории страны. И хотя против Кронестедта не было найдено никаких доказательств, его осыпают проклятиями, как главного Иуду, подкупленного золотом русского царя. Но у свеаборгской катастрофы есть и более романическое объяснение, подтвержденное некоторыми письмами русского командующего на высочайшее имя.

Из писем этих следует, что некая капитанша Рейшершельд, жена начальника одного из свеаборгских фортов, живя вместе с другими офицерскими женами в захваченном русскими городе, но поддерживая сношения с крепостью, сумела так оплести своими интригами всех офицеров гарнизона, что они вовсе лишились мужества и поддались очарованию царских посулов. Наконец, грохот безвредных обстрелов и неудобства военного быта показались им толико ужасными, что они сами разоружили свое войско, пылающее местью и рвущееся в бой.

Казалось, что русские достигли высшего предела успехов и падение Стокгольма неминуемо. Европейские газеты писали о поражении Швеции как о деле решенном. В обоих российских столицах публика восхищалась успехами наших ироев и жалела бедную Швецию, дни который сочтены.