– Какую войну?
– Сорок первый тире сорок пятый, с Гитлером! К которой мы оказались не готовы! Потому что Зорге не поверили и донесениям из УССР и БССР, вражеской агитацией эти сведения сочли. У Вас, небось, тоже рапорт приготовлен про слухи и подрывную деятельность? Про то, что люди повышения налогов ждут и войну пророчат?! А у меня лежит. Ничего не изменилось! А я родилась в эпоху «разве то социализма». Его развивать, надо, чтоб был развитой, а не врагов выискивать! Вы пока со мной разбираетесь, уже бы десять стопок пересчитали! – я ору, а Калев Янович каменеет и смотрит, не мигая, сквозь меня.
– Товарищ Ыхве! Вам плохо? Калев Янович! – я бегу к баку с водой, скользя шерстяными носками и чуть не падая, черпаю стоящей рядом кружкой и подаю уполномоченному, – дышите, дышите, Советский Союз в войне победил. Победил. И вот видите, сколько дураков за 75 лет ещё народилось. Дышите. Не надо мне тут инфарктов.
Наверное, что-то, наконец, дошло до моего коллеги, и он выдохнул:
– Ох… Вы, Оксана Андреевна, меньше говоритте. А то вдруг Вас назад станут спрашиватть, а мне и отправитть будет некого.
– А каким образом и кто меня станет спрашивать? Меня сюда не посылали вроде, чтобы спрашивать. Нет, меня посылали, бывало, на три буквы, но я не думала, что это так выглядит. Похоже, я только на Божью помощь могу уповать.
– Тсс! И крестик спрячьте. Не одобряется.
– А зачем тогда вопрос о вероисповедании в переписном листе?
– Не могу судитт. Все сотрудники на перепись проходили через партком, это комсомольцы или члены партии. Так что спрячьте от греха.
– Хорошо, – я думаю, что от греха спрятать придётся ещё много чего, – а если я тут навсегда? Как мне быть с российскими документами? И откуда мне лучше всего приехать?
– Мы это решим, когда ваша цифра подтвердится. Времени мало. Работать надо.
Я сфотографировала таблицу с помощью камеры телефона и экспортировала её в документ Excel. Посчитанные итоги вписала в бумажные носители. Калев Янович смотрел на меня очумевшими глазами.
– Проверьте-ка вот этот лист, товарищ Ыхве. Если всё верно, так и продолжим. Вы не будете возражать, если я верну Вам отнятое время?
Мы работали, пока не заурчало в животах и не заметили, что комната выстудилась. Калев Янович затопил печь и сунул чайник прямо в огонь. Я же продолжала работать, пока он не принёс кипяток и сочни.
– У Смирнитского жена от тифа вчера умерла, и сам болеет. Будете вместо неё. Ещё никто не знает, кроме нас с Рябовым, донесения не делали. В книжке колхозника нет фотокарточки. Скажем, выздоровела, – он показал на мою причёску. – Живут они в Морозовке, запомните. Зовут…звали почти как вас – Аксиньей Андриановной.
– Смирнитская Аксинья Андриановна. Запомнила.
– Скоро вернётся мой помощник, Николай Иванович, hea mess 5 5 Хороший человек (эст.)
…можно не бояться. Но лучше, всё-таки, мало говоритте.
– Помалкивать? Хорошо.
– Ему скажу, дали ещё помощницу. И всё. Посвящать не будем. Сумок таких не носят в деревне. Вот сюда её положите, – Калев протянул мне берестяной туесок.
– Спасибо, товарищ Ыхве. Калькулятором при вашем помощнике нельзя пользоваться, правильно я понимаю? Жаль. Давайте счёты.
– Пока можно считатт, дверь запертаа. Могу я попробоватт?
До прихода Рябова мы посчитали численность населения на участке с разбивкой по половому признаку. Не позднее 16 января Ыхве должен передать эти данные телеграммой краевому уполномоченному. Есть время проверить.
Рябов вошёл хмурый и съёжившийся, но несколько размяк, когда почувствовал, что печь протоплена и втянул носом запах печёной картошки.
– Николай Иванович, это наша временная помощница, Аксинья Андриановна, – представил меня Калев.
– Знакомое имя, где-то слышал.
– Можно просто Ксана, – встряла я, – мы вам картошечки оставили, покушайте, а потом и о делах можно.
– Ай, спасибо! Хорошо, когда о человеке кто-то заботу имеет, а то и пропасть недолго, – Рябов сунул валенки на лежанку, погремел рукомойником и затих над небогатым обедом. Когда он вышел из кухоньки, вид его был совершенно домашний и довольный.
– Ну, товарищ Ыхве, похоже, связь нам не наладят долго. Ищут обрыв, покамест не нашли. Хорошо бы за день управились. А что ты, Ксана, откуда сама?
– Из Морозовки.
– А-а, – протянул Рябов, – не знаю тамошних. Видать, совсем обнищали, раз занавеска в ход пошла.
– Собака набросилась, порвала юбку. Я верну, как только дома буду. Вот, товарищ уполномоченный и привезёт, – я сочиняла на ходу. Калев Янович подхватил:
Читать дальше