Джордж Джемс: Братья по оружию или Возвращение из крестовых походов

– Снова бал, государь! – с упреком сказал епископ. – А между тем финансы в совершенном упадке.

– Значит, у меня есть источник, о котором вы не имеете ни малейшего представления, – Филипп указал на свою шпагу. – Вот источник поистине неистощимый. Деньги, которые нам так нужны, находятся в кошельках моих возмутившихся баронов. К тому же разве ты не знаешь, Герень, что все мои действия имеют несколько иную цель – гораздо более важную, чем некоторые полагают.

– Я никогда в этом не сомневался, но сегодня утром, когда я получил отчет о доходах да еще услышал о бале и турнирах, мне стало страшно. И я боюсь даже представить, что вы почувствуете, узнав о состоянии дел.

– Как! – воскликнул Филипп, – неужели дела так плохи? Я хочу сам проверить этот отчет, Герень. Дай его мне, я тебе приказываю.

– Его нет со мной, – ответил Герень. – Но я тотчас пришлю писаря, который его составлял, и он сможет дать вам все сведения по этому вопросу.

С этими словами Герень покинул комнату. Король в нетерпеливом ожидании стал расхаживать взад и вперед, обеспокоенный и почти разгневанный. Вошел писарь и, по приказанию короля, начал читать отчет, однотонно и протяжно, со всеми подробностями, несносными для живого и нетерпеливого характера.

– Зачем мне подробности? Что остается в казне?

– Двести ливров, государь.

– Ты лжешь, негодник! – в ярости вскричал Филипп, вырывая из рук отчет и ударив писаря кулаком. – Как! Значит я нищий? Этого не может быть! Ладно, – добавил он, поостыв, – мне жаль, что я тебя ударил. Ступай, позови Гереня.

Министр не заставил себя долго ждать и, явившись, нашел своего господина совсем не в том расположении духа, в котором его оставил.

– Герень, – обратился к нему король спокойно и даже заботливо, – ты всегда был моим лекарем. Лекарство, которое ты мне дал, было горько, но спасительно: я его выпил до дна.

– Да, государь! Я бы желал взять на себя все тяготы правления, но это невозможно, и потому я обязан подносить вам чашу, которую бы хотел выпить сам. Бог свидетель, что мое единственное желание – верой и правдой служить вам.

– И все-таки, Герень, необходимо, чтобы бал и турнир состоялись: вовсе не для того, чтобы насладиться великолепием и царским величием, нет. Но я хочу стать истинным царем. Я часто спрашивал себя, неужели Франция не может иметь короля, который вознес бы трон на ту же высоту, что и Карл Смелый?.. Не пугайся, Герень, я вовсе и не надеюсь сравняться с этим великим монархом, но хочу ему следовать. Да, я на многое способен, и уже сделал немало.

Филипп замолчал, размышляя о средствах, предпринятых им для переустройства феодальной системы.

– Когда скипетр оказался и моих руках, Франция была республиканской, и власть государя здесь мало что значила. Монарх имел лишь то преимущество, что вассалы кланялись ему, но и он сам должен был уважать их и их владения. Против этого-то и был направлен мой первый удар.

– Я не забыл этого урока, государь! Этот удар был столь же славен, сколько и важен. Простым росчерком пера король объявил, что не должен быть и не будет ничьим вассалом, и что земли, доставшиеся каким бы то ни было образом короне, перестают быть чьим-либо владением и становятся собственностью короля. Именно вы установили различие между монархом и его великими вассалами. Таков был ваш первый удар, а второй состоял в том, что любой феодальный спор должен решаться в Париже. Даже самые непокорные очень скоро почувствовали, что над ними – король.

– Я освободил чернь, возвысил духовенство, подчинил вассалов своему двору, вызвав тем самым их ненависть. Я любим мелкими баронами, духовенством и поселянами, но мне этого мало: мне нужен один из сильных вассалов, и пусть . тогда другие возмущаются, если, конечно, посмеют. Филипп Шампаньский именно тот человек, на которого почести действуют сильнее, чем истинное расположение – ему будет достаточно, если я устрою пир да еще усажу его рядом с собою. А Филипп де Куртене мечтает только о рыцарских подвигах, значит, неплохо бы заинтересовать его турниром и сражениями. Пойми же, Герень, чтобы поймать пару мух, надо налить хоть чуточку меда…

– Знаю, государь, для великого дела все средства хороши; но не представляю, где достать денег. Впрочем, я подумаю еще, что можно выудить у добрых парижских граждан.

– Думай, любезный. А я тем временем отправлюсь к Венсенскому пустыннику. Это редкого ума человек, а с того времени, как он оставил свет, думаю, он стал еще мудрее. Он найдет средство все поправить. Но прежде, чем уеду, я должен сделать все распоряжения относительно пира.