Джордж Джемс - Братья по оружию или Возвращение из крестовых походов

– Мне показалось, что король принял нас несколько холодно.

– Вряд ли король ненавидит меня больше, чем я его, – отвечал на это Тибольд.

– Но, – удивился рыцарь, – именно ты убедил своего отца отклонить предложения, сделанные сиром Джулианом от имени графа Фландрского.

– Да, потому что ценю его как монарха, что не мешает мне, впрочем, не уважать его как человека.

– Граф Овернский! – раздался тут голос сзади. – Не забывайте: кто слишком высоко летает, тому больнее падать. Как-то наш славный де Кюсси убил своего сокола, напавшего на орла, поскольку именно орел – царь птиц.

Краска залила лицо Тибольда. Он оглянулся назад, но никого не увидел, кроме старого пирожника и женщины, торговавшей голубями. Голос показался ему знакомым, и он подумал было, что это Галон, но де Кюсси уверял, что тот отправился на турнир. И в самом деле, невдалеке от места состязаний они повстречали Галона, шутками и кривлянием забавлявшего толпу.

Увидев своего господина и зная, что тот не любит, когда он кривляется, Галон покинул площадь и опрометью бросился домой, чтобы оказаться там гораздо раньше своего хозяина.

Задолго до назначенного часа трибуны были полны. Все в нетерпении ждали прибытия монарха, и взгляды людей были обращены в ту сторону, откуда он должен был появиться. Наконец трубы возвестили о его приближении. Впереди шли герольды – по двое в ряд, за ними на прекрасной лошади ехал Монжу. На нем была короткая туника без рукавов, распахнутая спереди и открывавшая взору бархатное фиолетовое платье, шитое золотыми лилиями. Голову его венчала корона, а в руках он сжимал некое подобие скипетра. Его манера держаться в седле была поистине царской. Народ приветствовал своего любимца криками: «да здравствует Монжу Сент-Дени!» и «да благословит Небо сира Франциска де Русси!». Дальше следовал отряд телохранителей, в позолоченных шлемах и с длинными луками; в руках у каждого была тяжелая палица, прислоненная к плечу. Наконец явился и сам Филипп. Он ехал на вороном жеребце, поступь которого была так величава, словно конь понимал, какую важную особу он на себе несет.

За королем, в окружении прелестных дам и юных баронов, на белой как снег лошади следовала его любезная Агнесса Мераннийская. С удивительной ловкостью она управляла горячей лошадью, грациозные движения которой лишь увеличивали красоту королевы. Монарха и его супругу сопровождала бесчисленная свита роскошно разодетых, как это и подобает на турнирах, дам и баронов. Они вступили на поле сражения с южной стороны, и король, подъехав к царской ложе, великолепно украшенной, помог Агнессе сойти с лошади и усадил ее в ложе.

Трубы возвестили начало турнира, и рыцари, проезжая мимо короля и королевы, приветствовали их, опуская копья. Время от времени Агнесса спрашивала имена рыцарей, ей незнакомых, либо тех, чьи лица были скрыты забралом.

– Кто этот рыцарь, Филипп, – спрашивала она, – тот, у которого дракон на шлеме и красный шарф? Ах, как он ловко сидит на лошади!

– Это Карл де Турнон, благородный рыцарь, прозванный Красным Графом. А вот и Вильгельм де Макон, – добавил король с лукавой улыбкой. – Как всегда, с розою на щите – все из любви к тебе.

– Глупец! – сказала Агнесса. – Лучше бы он объяснялся той, на чью любовь мог бы надеяться. А кто это следом за ним едет с зеленым щитом?

– О, это славный и храбрейший рыцарь де Кюсси, а с ним – Тибольд Овернский, тоже не менее знаменитый.

И сказав это, король внимательно посмотрел на свою супругу.

– Граф Тибольд Овернский? – повторила она с чистой улыбкой и без малейшего замешательства. – О! Я прекрасно знаю его. Отправляясь в Святую землю, он несколько месяцев жил при дворе моего отца. Он первый, от кого я услышала похвалу моему Филиппу, когда еще и не надеялась стать его супругой. Мне было тогда только пятнадцать лет, но я не забыла этой похвалы. Ах, он был искренним другом моего любимого брата, умершего в Палестине.

– Шут солгал! – подумал Филипп. – Ее глаза, ее голос и сердце – сама чистота, сама откровенность. Да, безумец солгал, и это стало причиной, что я так холодно принял благородного рыцаря и могущественного барона.

И чтобы загладить свою вину перед ним, король приветствовал рыцаря благосклонным кивком головы и наградил его дружелюбным взглядом.

– Возможно ли! – вскричала Агнесса. – Я его не узнала – так он переменился. Когда-то, в Штирии, его лицо дышало свежестью и здоровьем, а теперь он как будто бы болен. Какая ужасная, должно быть, эта Святая земля! Поклянись мне всеми Святыми не ездить туда никогда.