Николай Дмитриев - Карта царя Алексея

– Звал, государь?..

Алексей Михайлович, встряхнув головой, словно отгоняя остатки так и не пришедшего сна, внятно сказал:

– Докладывай, что там у тебя?

Зная, что сейчас больше всего тревожит царя, дьяк начал с главного:

– Добрые вести, государь. Воевода Барятинский сообщает, вор Стенька бит.

– А пишет как? – заинтересовался царь.

Дьяк зачем-то посмотрел вверх, прикрыл глаза и по памяти выложил:

– «Вор собрался со всеми силами, с конными и с пешими людьми и с пушками…»

– Главное, главное, что? – поторопил дьяка царь, и тот продолжил:

– «Люди в людех мешались, и стрельба на обе стороны из мелкова ружья и пушечная была в притин, а бились с тем вором с утра до сумерек…»

– А сам-то Разин? – нетерпеливо перебил дьяка царь.

– Вор Стенька, бросив своих людей, сбежал, – сокрушённо вздохнул дьяк.

– Так… – Царь задумался, и тут «сын боярский», дежуривший при входе, доложил:

– Боярин Ордын-Нащокин и генерал Касогов здесь.

– Зови, – кивнул ему царь и посмотрел на дьяка. – А в остальном как?

– Свои прелестные грамоты вор шлёт повсеместно, а в тех грамотах писано: – Вспоминая, дьяк снова посмотрел вверх. – «Побить на Москве и в городах бояр и думных и всяких приказных людей и дворян…»

– Ишь чего замышляет, злодей… – нахмурился царь.

Генерал Касогов и боярин Ордын-Нащокин, войдя в палату, встали рядом с начальником приказа Тайных дел, ожидая, что скажет царь.

Алексей Михайлович долго о чём-то думал и только потом спросил:

– Скажи, боярин, за кордоном про вора Стеньку что толкуют?

– Слухи там ходят разные, государь, – ответил Ордын-Нащокин и пояснил: – К примеру, рижская газета «Куранты» предерзостные сообщения делает…

– Какие? – царь строго посмотрел на боярина.

– Якобы низложенный патриарх Никон, собравши войско, хочет и сам идти войной, – боярин было сбился, однако закончил: – А Разин-де ищет случая помириться, ежели ты, государь, сделаешь его царём астраханским…

– Что?.. – Алексей Михайлович грозно сверкнул очами и, в упор глядя на боярина, приказал: – Поручи нашему посланнику в Швеции фон Стадену, чтоб передал королю: царь Московский требует наказать писак рижских.

– Будет исполнено немедля, государь, – твёрдо заверил царя Ордын-Нащокин, и тогда Алексей Михайлович, немного помолчав, глянул на Касогова:

– А ты что скажешь, генерал?

Касогов всё это время получал вести с Поволжья и, хорошо зная, что там делается, ответил без задержки:

– Князь Долгорукий повсеместно рассылает отряды против воровских шаек и держит связь с Нижним Новгородом. Правда, у Оки разинцы воровских засек понаделали, и пройти гонцам трудно.

– А что возле Новгорода, бунтовщиков собралось много? – спросил царь.

– Много, государь, – ответил Касогов и с некоторой опаской добавил: – Вроде и воровской «царевич» [116]тоже там…

При упоминании царевича тень набежала на лицо государя. Байки Разина про то, что и царевич с ним, тревожили Алексея Михайловича. Оттого он долго молчал, прежде чем снова обратился к Касогову:

– Он говорит, – царь кивнул на «дьяка в государеве имени», – будто вор Стенька из-под Симбирска от своего войска сбежал. Как думаешь, куда?

– Не иначе как на Дон, государь, – убеждённо сказал Касогов. – По всему выходит, другой дороги, окромя городка Кагальницкого, для него нет.

– Ну, ежели он там засел, – царь испытывающе посмотрел на Касогова. – Ты, генерал, сможешь его там взять?

– Возьмём, государь. Всенепременно возьмём, – уверенно заявил Касогов и преданно посмотрел на царя…

В кабаке, что стоял недалеко от пристани, всегда было людно. Правда, как правило, возвращавшиеся издалека поморы заходили сюда весьма редко, но всяких охочих до хлебного вина порой набивалось столько, что на лавках не оставалось места, и тогда те, кому приходилось стоять, держа полные кружки в руках, тянулись к выложенной на стол снеди из-за чужих спин.

Не брезговала после изнурительного похода заходить в кабак английская или голландская матросня с приходивших за товарами купеческих галеонов, специально для них была чистая половина, куда, строго следивший за этим целовальник всяких оборванцев не допускал.

Обычные же завсегдатаи, получив вожделенный штоф, отправлялись в дальний угол, где на длинных столах с лавками по обе стороны, среди прочих объедков валялись оставленные пьянчужками рыбьи головы, которые другие жаждущие, усаживаясь выпить, без всяких сбрасывали на пол.