Александр Сегень - Тамерлан

– Это его стиль.

– Вот поэтому-то я и хочу, чтобы книгу о Тамерлане написал именно ты. Ты пишешь все по делу, без приукрас.

– Разве то, что мы писали все это время, не складывается в книгу о Тамерлане?

– Не совсем. Я хочу, чтобы с моих слов ты написал настоящую «Тамерлан-намэ» – великую книгу о том, кого почтенный шейх Заин ад-Дин Абу-Бекр Тайабади назвал «наибом» [9]. Вся моя жизнь должна предстать как на ладони, и я хочу успеть прочесть «Тамерлан-намэ» до того, как гурии позовут меня к себе в мой небесный гарем. Я надеюсь на тебя, Искендер. Недаром некоторые уже прозвали тебя моей правой рукой.

– С чего же мы начнем нашу книгу?

– С самого начала, с моего детства или даже с того, как я появился на свет с полными пригоршнями крови, подобно Чингисхану. А может быть, еще раньше, с моего отца или с предсказания моей бабки Фатуяа…

Вдруг эмир вновь, как во сне, почувствовал, что у него перехватывает дыхание. Голоса!.. Голос, который спрашивал: «Искренне, искренне ответь мне: правда ли, что ты меня не боишься?» Этот голос принадлежал его бабке Фатуяа, давным-давно покоящейся в могиле на кладбище в Сябзе. Она умерла, когда ему было лет двадцать и он еще не был калекой, но ее голос, хриплый и низкий, невозможно перепутать ни с чьим другим, и Тамерлан помнил его, несмотря на то что после смерти бабки прошло уже полвека.

Бабушка Фатуяа предсказала ему великое будущее, но не любила его. Говорили, будто она ведьма и знается с самим Иблисом [10]. Но почему именно ее голос спрашивал Тамерлана во сне? И почему великий эмир должен бояться тени своей давно покойной бабушки Фатуяа?

Пальцами левой руки он провел себе по лбу и по переносице, как делал всегда, если хотел избавиться от ненужных мыслей или дурных предчувствий.

– Пожалуй, нам следовало бы начать с разных пророчеств, вещих снов и знамений, оповещавших мир о рождении великого завоевателя вселенной. Чудеса и знамения не покидали меня в течение всей моей жизни, и о каждом из них я буду вспоминать, а ты опишешь их от моего имени.

– Слушаюсь и повинуюсь, великий хазрет!

– Отец мой, эмир Тарагай, говорил мне о том, что за несколько дней до моего появления на свет ему приснился сон. И вот видит он во сне, как два рогатых джинна, один белый, другой черный, вручили ему меч. Вот он взял этот меч и видит, как лезвие его вспыхнуло красным светом, красные пары́ поднялись в небо, от них получилась огромная черно-красная туча, ударил гром, и кровавый дождь залил всю землю. Удивительно то, что в ту же ночь точно такой же сон приснился и моей бабке Фатуяа. Проснувшись утром, отец направился к бабке, а бабка к отцу, они встретились на улице и тотчас рассказали друг другу об увиденном. Бабка имела дар отгадывания снов и так растолковала удивительное сновидение: сын Тарагая силой своего оружия завоюет весь мир, все народы станут ему подвластны, и многие погибнут от его меча, а когда он умрет, его потомки перережут друг друга… Постой-постой, не пиши этого. Как раз наоборот, лучше будет, если мы напишем неправду – потомки его воспримут его славу и власть и долго будут управлять миром. Я, конечно, понимаю, что они непременно перережут друг друга, но если об этом еще и написать, то… Короче, зачеркни про то, что перережут, и напиши, как я сказал во второй раз. И про кровавый дождь тоже не надо. Пусть будет просто дождь. Да, и рогатых джиннов убери. Напиши так: просто кто-то, мол, вручил ему этот меч и его блеском озарился мир, а потом поднялись пары́, превратились в капли и в виде дождя упали на землю.

– Так действительно будет лаконичнее и проще, – согласился мирза Искендер, жалея о том, что приходится вычеркивать такие красноречивые откровения кровавого владыки. – Простота всегда впечатляет больше, поскольку она дает пищу для воображения и домысливания. Пусть каждый по-своему представляет себе этот меч и этот дождь.

– Знаешь что, и про бабушку тоже убери. Пусть будет так, будто сон приснился только моему отцу.

– Мне кажется, что это уже лишнее сокращение. Впрочем, как вам будет угодно.

– Да, мне угодно убрать бабушку, – сердито проскрипел Тамерлан. – Мы найдем для нее страницы в другом месте «Тамерлан-намэ».

Мирза Искендер пожал плечами и стал исправлять текст. Он недоумевал, почему эмир вдруг решил избавиться от такой красочной детали повествования. Ведь это так впечатляюще, что одинаковый сон приснился и отцу и бабке одновременно.

А Тамерлан, в свою очередь, тоже не мог бы объяснить точно, почему он решил внести это исправление. Подспудно он понимал, что бабушке Фатуяа нужно дать затравку и написать о ней только тогда, когда вся книга будет готова. Иначе… А что иначе? Этот подозрительный вопрос не имел пока ответа в душе эмира.