Иван Азанов - Записки русского солдата

Нагнал двухсотлитровую бочку бензина. Сжёг её на своей машине, но потом разбирал двигатель, убирал нагар. Батя наш сам частенько ездил за рулём своего «виллиса». И вот однажды куда-то поехал, но при выезде из двора не справился с управлением на узкой полоске дороги и врезался в кювет, почти рядом с мостиком. Шофер его ударился головой о набор гаек шарнира лобового стекла носом. Перебил хрящи, потерял сознание, и кровь хлещет рекой. Батя звонит с квартиры: «Азанова с машиной, ко мне! Быстро!» Когда я подъехал, он уже шофера привёл в чувство, но кровь остановить не в состоянии. Посадил его ко мне в кабину и приказал: «Быстро вези в санбат!» Я его отвёз, сдал медикам, потом вытащили «виллис» из кювета. Рессоры, все четыре, были сломаны. Передний и задний мосты стояли почти вдоль по машине. Я поставил их по местам, прикрутил проволокой, чтоб зафиксировать в нужном положении для буксировки в ремонтную роту.

Батя вызвал нашего взводного, приказал сесть за руль «виллиса». Тот руками и ногами открещивался: «Нет, нет, я не сяду! Не хочу быть где-нибудь под мостом!» Тогда я ему предложил: «Садись на мою, я сяду на «виллис». Буксируй ты». Через два дня я вернулся на «виллисе», доложил бате, что «виллис» в порядке. Оказался его личным шофёром. Так я возил Батю месяца полтора, пока не вернулся его шофер. Батя с той поры за руль больше не садился.

Осенью, в половине октября, примерно, нашу армию ввели в Карпаты, в районе Дуклинского перевала, с задачей: пройти через Карпаты на территорию Чехословакии. Во втором эшелоне за нами стояла Чехословацкая бригада, под командованием Людвига Свободы. При нашем штабе был их связной, офицер чехословацкой армии, звание поручик. Погодные условия были самые скверные.

Всё время что-нибудь да сыпалось сверху: если перестанет дождь, то пойдёт снег. Если же перестанет снег, то пойдёт дождь. Ночью невозможно ходить, такая темнота, что как слепой идёшь, и руку вытягиваешь вперёд, чтобы на что-нибудь не наскочить. Грязь на дорогах непролазная. «Студебеккеры» и те с трудом двигались по равнине вперёд. Населённых пунктов мало, и те маленькие, два-три домика. И они очень коварно заминированы немцами, что когда в них обоснуётся кто-то, то несколько человек потеряют. Даже книги и те минировались. В основном вся армия жила под открытым небом. Закопаться в землю не было возможности. Почвенный слой очень тонкий, а дальше твёрдый камень. Выкопанная ямка, или яма, тут же заполняется водой. Единственное, чем спасались люди от холода и сырости, это костёр. И его развести не просто. Пользовались и порохом, и толом при разжигании костров, и потом старались их поддерживать непрерывно. Костров было море, без края и конца, куда не бросишь взгляд, везде, пока видит глаз. Люди настолько стали безразличными ко всему, что можно диву даться. При артиллерийских налётах, когда снаряды рвутся тут, в гуще народа, то на земле, то на деревьях, никто не трогается с места, не ищет укрытия.

Сидят, кто, где сидел, как бы ничего нет опасного. За два месяца боёв мы отбили три горы, народу погубили уйму. Снарядов израсходовали и того больше, но ожидаемого успеха не достигли. В середине декабря 1944 года, нас вывели из Карпат. Армия была похожа на пожарную команду, которая длительное время боролась с огнём. Почти все погорели: у кого шапка, у кого рукав, у кого пола шинели, и т.д. Однажды мы, группа солдат, во главе с помощником начальника штаба по разведке, пошли выбирать и оборудовать наблюдательный пункт. Капитан Бодия идёт впереди, за ним двое разведчиков со стереотрубой один, другой с треногой. За ними мы, связисты, с катушками и с аппаратом, человека три, или четыре, в том числе и я. Дело было утром, на рассвете. Лезли, лезли, в эту чёртову гору, утомились, решили покурить. Побросали свой груз, и закурили. Потом решили попить. Один из разведчиков пошёл с котелком поискать воды. Вскоре принёс. Набрал воды в снарядной воронке. Попили все, покурили. Потом кто-то говорит: принеси, ещё попьём. Разведчик пошёл снова за водой.

Приходит с пустым котелком. Спрашиваем, почему без воды? Молчит. «Что воды-то не принёс, нету, что-ли?» Вода-то есть, говорит, да из ямы, где я брал воду, нога торчит. Чья нога? Да солдатская. Ну, поплевались мы малость, да и пошли дальше. Через несколько дней, так же группой, так же шли мы группой обосноваться на новом месте. Капитан, как всегда, впереди, мы за ним, потому, как он менее нагружен, чем мы. Поднимаемся по какой-то звериной тропинке на гору. Подошли к кустикам, что по обе стороны от тропинки. Капитан раздвинул их руками, чтобы меньше воды ловить на себя. В этот момент хлопок, похожий по силе на ружейный выстрел, потом взрыв, похожий на ручную гранату. Капитан лежит на земле со вскрытым животом, и кишки все на виду. И прикрыть их нечем, всё вырвано: шинель, гимнастёрка, нательная рубашка, и брюшина. Мы достали из его полевой сумки его же полотенце, обвязали живот и на его же плащ-палатке оттащили его в санчасть одного из пехотных полков. Сами пошли делать своё дело. Пока лазили, пока выбрали место, пока сделали связь, день уже кончился. Вечером, на обратном пути зашли навестить капитана. Он, бедняга, так и лежал в коридоре на полу, только на носилках, в полном сознании. К утру его уже не было в живых.