Иван Азанов - Записки русского солдата

Пятого же июля немцы перешли в наступление. Мы стояли около сорока километров от передовых частей, но канонаду было хорошо слышно. Девятого июля нашу дивизию сняли с насиженных мест и двинули вперёд. Сначала мы развернулись в боевые порядки во втором эшелоне обороны. Но через сутки, части, что были впереди нас, отвели, и мы оказались в соприкосновении с врагом. Оборона наша была слабовата, на живую нитку была схвачена. Даже командного пункта, как следовало бы, не было. Ну и это не замедлило сказаться: сразу понесли значительные потери в живой силе, и материальной части. И тринадцатого июля немцы смяли нашу оборону, не многим удалось уйти. Командующий пункт Бати был в лесу. У него даже окопа не было. Был сделан шалаш, где сидели помощник начальника штаба и писарь. У меня ЦТС была около дерева, за которое мы вязали кабеля, и окоп, где я мог хорониться от осколков и шальных пуль. Батя же ходил туда, сюда, задумавшись. Связь поминутно прерывалась, все люди были на линиях и не управлялись вязать порывы. На каждом метре два-три узла. Вот какими были условия работы. Много и людей вышло из строя.

Часов около двух дня тринадцатого июля связи не стало ни с кем. Батя поминутно требовал то одного, то другого командиров, а я никого не могу дозваться, и признаков жизни на линиях нет. Потом стали рваться пули на деревьях. Автоматная трескотня подвигалась к нам всё ближе. Батя отослал на машину писаря с папкой, потом отослал капитана Андреева. А мне говорит: «Вызови мне того-то, то другого». Потом отошёл от меня, проговорил: «Ну, видно, отвоевался Александр Николаевич». Посмотрел мне в глаза и пошёл. Автоматная трескотня раздавалась уже в лесу, метрах в двухстах от нас. Я отключил аппараты и катушку повесил на себя. Взял в руки автомат и за Батей к машине. Но пока я собирал своё имущество, отстал метров на сто пятьдесят. Он подошёл к машине, сел в кабину, машина пошла. Мне же до неё метров сто пятьдесят, я бегу бегом, но и машина в лесу идёт медленно. Я пробежал метров восемьсот, а то и километр, пока догнал. Уцепился одной рукой за задний борт, скидал в кузов свои пожитки, забрался сам.

Отъехали мы от леса метров шестьсот-семьсот, из леса вышла цепь немецкой пехоты. Проехали по мосту через ручей, поднялись на бугорок, тут очередной пояс нашей обороны. До села Казачье осталось километра полтора. В воздухе появилось много самолётов, мы постучали в кабину, он остановил машину, разошлись по полю. На дороге кроме нас никого не было. Самолёты прошли мимо нас и стали пикировать на Казачье. Но там войск не было, мало, кто пострадал. Но село развалили основательно. Потом мы с трудом проехали через него. Мы приехали в Петровку. Батя зашёл к командиру дивизии и там остался. Начальник штаба, майор Иванов, меня послал на Батиной машине за Батей. Я его отыскал, но он меня отослал обратно, сам остался ночевать у командира дивизии. На второй, или третий день, нам подошло пополнение «из мест не столь отдалённых», человек около полтысячи. Потом ещё подходили, более мелкими партиями. Сменили конную тягу на «студебеккеры» и «доджи». Пополнили и материальную часть. Подбросили и боеприпасов по три и более боекомплектов. Дивизия полнокровная стала на хорошо подготовленную линию обороны. Командный и наблюдательный пункт, хорошо оборудованный, был в боевых порядках пехоты, чуть позади траншей, но имел ход сообщения с пехотными траншеями. Не помню числа, когда немцы подошли к нашей линии обороны.

Сходу стали атаковать, предварительно обработав нашу линию обороны авиацией и артиллерией. Но обратно почти не отходили, а ложились тут. На их место шли новые цепи в пьяном виде. Позади немцев сидел власовцы с пулемётами. Им был отдан приказ расстреливать немцев, если они побегут назад. Атака следовала за атакой с утра до ночи, вперемежку с бомбёжками и артналётами. Нашей же дивизии было придано двенадцать артиллерийских полков. И таким образом, насыщенность артиллерией была триста стволов на один километр фронта. Немецкие танки шли по сто, сто пятьдесят, двести штук пачками в одно направление. Наших танков было больше. Наша авиация беспрерывно висела над головой. Одни идут туда, другие обратно. Когда привалишься к стенке окопа, то чувствуешь себя, как на телеге. Трясёт, трудно говорить. И вот такой ад продолжался дня четыре или пять. Перед нашими траншеями были горы трупов. Наступил новый день, рассвело, взошло солнце, поднимается, час идёт за часом, и – тишина! Как бы и не было войны! Поют птички, порхают бабочки, гудят шмели, и не единого выстрела!