Павел Сочнев - Другие [litres самиздат]

Бабушка Ольга Исаевна осталась с четырьмя детьми, с сыном – дядей (для меня) Володей и тремя дочерями – Нина, Валя и Зина – моя мама. Про то, что дедушка погиб, бабушка так и не узнала. Всё думала, что он жив, просто где-то осел/кого-то нашёл или просто не вернулся. Непоседой он был. Непоседы иногда остепеняются, а их дети – нет. До тех пор, пока не остепенятся. А потом снова дети-непоседы. И так из поколения в поколение. Непоседливость передаётся всем, но у некоторых её не получается реализовать. Чтобы быть непоседливым, нужно уметь в любой момент, бросить многое, что было нажито и с тем, что наиболее дорого, двинуться в путь. Движение важнее скарба. А то, что реально дорого, много места не занимает. Память, она не в альбомах, она в голове. И самое необходимое, что нужно при переездах – это бесстрашие и опыт. Даже если какого-то опыта нет, он наработается. Ведь, как мы помним, Ноев ковчег построил дилетант. Который ни до, ни после больше корабли не строил.

Узнали мы о том, что дед герой и что он погиб, только после рассекречивания архивов. Спасибо, что успели записать деда в список погибших и захороненных. Список погибших бойцов 21 Гвардейской Стрелковой Невельской дивизии состоит из 2120 строк. Дед воевал в 59 гвардейском стрелковом полу этой дивизии. Вообще в этом захоронении 8077 воинов. Известны имена только 7892. 185 – неизвестны. А похоронка не дошла. Потерялась, затерялась или не была отправлена. Дед отдал жизнь, но это оказалось так незначительно по сравнению с тем, что нужно было сделать.

Нужно было освободить Ригу, и дальше бороться с фашистами. И кто то, может быть из однополчан вспоминал деда, но в целом «отряд не заметил потери бойца…». Сложное, тяжёлое время. Нам нужна была одна Победа, мы (они, те кто были тогда) «за ценой не постоим…». И не стояли, платили. Нам ещё повезло, дед не потерялся. Я знаю где он захоронен и когда ни будь там побываю. А те 185 погибших, имена которых неизвестны, так и останутся безымянными.

В общем, деды не очень скучали. Бабушки были более сдержаны. Женщины вообще по природе более повёрнуты к микроэкономике и микрополитике. Погода и достаток в доме для них гораздо важнее, чем отсутствие свободы у африканских стран, геноцид индейцев и имперские амбиции. Их мир сложен и прост одновременно. Сложно за всем усмотреть, всё успеть, всё сделать и, в тоже время, просто – присматривать, готовить, стирать, убирать, ухаживать, успокаивать… А ещё – доить, выгонять, встречать, кормить, работать в поле и на огороде… И работа не кончится никогда, потому как можно ещё с удовольствием сходить в лес и там, совмещая приятное (прогулка) и полезное (сбор съедобностей) – насобирать грибов, ягод, трав всяких. И домой – делать запасы. Наварить, насушить, насолить. И так в бесконечной круговерти день за днём.

Баба Оля, оставшись без мужа и с детьми, потихоньку или за один раз перебралась в Ачинск. У меня было две бабушки, городская и деревенская. Обе заботливые и обе очень вкусно готовили. Для меня, как внука советских времён, это было важно. Готовили по-разному и даже одинаковые блюда у них получались разными. Например, баба Оля, когда готовила блины на газовой плите, то переворачивала их и сковородку использовала маленькую. Ну, не совсем маленькую, а может быть даже большую. А баба Уля пекла блины на реально большой сковороде. И не переворачивала их, потому что в русской печке переворачивать ничего не надо.

Когда мама с папой уехала на Сахалин, мама работала сначала телефонисткой, потом киоскёром, уборщицей, почтальоном, бухгалтером в бухгалтерии поселкового Совета, потом диспетчером в пожарной части. Потом вышла на пенсию. Мой старший брат родился на Сахалине, а меня мама родила в Ачинске. Поздний я был. Со старшим братом 14 лет разницы. А по родным и двоюродным моего поколения – самый мелкий. Последыш.

Я помню маму с её работы в бухгалтерии. Видимо был совсем мелким, потому что в память врезался такой случай. Зашёл с мамой на работу, а там, на дальнем окне стояла молочная бутылочка с соской. В бутылке силикатный клей. Клеить бухгалтерам нужно было часто и много. Придумали и сделали, чтобы было удобно. Лайфхак тех, советских времён. Я же не знал про это! Поэтому с радостным воплем «Мама, титя!», бросился через весь кабинет к этой бутылочке. Бутылочку отобрали, потом смеялись и обсуждали, куда бы её поставить/спрятать, чтобы я не дотянулся. Сейчас уже не стыдно. А тогда было очень стыдно и тоже очень, но чуть меньше, чем стыдно, было обидно. Обидно не за то, что обманули, а за то, что смеялись не скрывая.