Филипп Матышак - Один день в Древнем Риме. 24 часа из жизни людей, живших там

И все же, как хорошо известно Сосипатре, одно дело – абстрактные рассуждения о смерти ребенка и совсем другое – когда вся ее любовь и забота отдавались этому ребенку в течение последних шести месяцев. Каждый день Сосипатра держала ребенка, кормила его грудью и наблюдала за ним с тревогой. Шли месяцы, и каждый день она уповала на божью милость. Теперь все надежды могут обратиться в прах: ее ребенок лежит в кроватке, с трудом вдыхает воздух и вопит от боли. Вздохнув, Сосипатра подходит к угловому столику и осторожно наливает немного масла в стоящую там лампу. Маленькое мерцающее пламя – единственный свет в комнате. Трижды за ночь она наполняла лампу. Утренняя заря осветит комнату до того, как сгорит последнее масло.

На рассвете придет сестра Сосипатры и принесет завтрак – молоко, оливки и свежий хлеб. Уставшая мать уйдет в другую комнату и рухнет на кровать, на которой незадолго до этого спал ее муж, а сестра попытается уговорить младенца съесть немного кукурузной муки, смешанной с молоком и медом.

Духам мертвых… милейшему и самому желанному ребенку, еще не умевшему говорить, но доставлявшему столько радости… Родители Термалий […] и Сосипатра поставили [памятник] Луцию Курию, прожившему шесть месяцев и три дня.

Тит Авл Макрий спешит. Он несколько беспокоится, поскольку по первоначальному плану ему нужно было покинуть город вскоре после полуночи. Но гонцы-скороходы нечасто отправляются в Британию с имперской почтой, и практически каждый мелкий служащий Табулария (государственного архива на Капитолии) норовит добавить какое-нибудь письмо к императорским посланиям, которые уже лежат в водонепроницаемой сумке за седлом Тита.

Принесенные в последний момент письма и бюрократические проволочки сделали свое дело: уже забрезжил рассвет, а улицы начинают заполняться пешеходами. Лошадь Тита идет быстрым шагом – и все равно едва не сбивает женщину, которая торопится доставить в ближайший дом завтрак из маслин и хлеба. Тит прикидывает: еще час нужен на то, чтобы пересечь заполненные народом улицы. Он покинет город, миновав Мост Агриппы, двигаясь по Аврелиевой дороге к тенистым холмам, раскинувшимся вдоль побережья Тосканы.

Поскольку Тит проводит меньше времени в городе, он не может не замечать недостатков городской жизни, с которыми коренные римляне давно смирились. Например – запах. Откровенно говоря, в Риме воняет. Прямо перед собой Тит видит великолепный образец коровьего навоза – напоминание о только что проехавшей мимо повозке, запряженной волами. Но этот навоз, по крайней мере, свежий, в отличие от содержимого десятков ночных горшков, которое римляне выплескивают из окон прямо на улицу. Им попросту лень спуститься, воспользоваться общественным туалетом и вновь подняться к себе наверх. Страшная вонь сливается с запахом, исходящим от сотен тысяч людей и животных, теснящих друг друга на улицах, и со зловонием гниющего мусора, доносящимся из переулков. Каждый раз, когда Тит проезжает по Риму, его ноздри сжимаются от брезгливости.

На пути Тита встречаются и приятные запахи дров и свежего хлеба из пекарен, а также терпкий аромат древесного угля, говорящий о том, что кузнецы приступили к работе. Особенно невыносима вонь, которую ветер приносит из кварталов кожевенников, расположенных за Тибром (эту часть города римляне так и называют – Транстиберим). Запаха концентрированной мочи, используемой для дубления кожи, достаточно, чтобы деревенский мальчик расплакался, а Тит, рожденный на сабинских холмах, по-прежнему считает себя деревенским мальчиком, хотя и служит империи не первый год.

Тит – табелларий: так называют императорских гонцов (это потому, что большинство сообщений, которые они перевозят, пишутся на восковых табличках – «табеллах»). Если точнее, Тит – стратор: название этого класса гонцов происходит от слова «седло». Страторы передвигаются верхом, это самые немногочисленные и самые дорогие гонцы. Их нанимают только богатые аристократы и купцы – и, конечно же, император.

Чаще всего посланники такого уровня путешествуют в легких каретах и никуда не торопятся: в римском обществе люди, знакомые между собой, обычно живут поблизости, поэтому отправлять срочные сообщения на большие расстояния нет необходимости… Если, конечно, вы не император. Гонцы, как и дороги, по которым они передвигаются, буквально сшивают обширную Римскую империю в единое целое.