Дмитрий Гаврилов - Олег Вещий – Орвар-Одд. Путь восхождения [litres]

Именно это и делает Олег II, утверждая, что мнимый Дир/Була(д)мир есть узурпатор, что он не княжеского рода (Диры кончились на Аскольде), а княжеского рода он сам (Олег) и, соответственно, уже Игорь.

В противном случае только кровь рода Диров в жилах Игоря/Херрауда Младшего делала его права неоспоримыми, если Була(д)мир был всё-таки Диром, иначе говоря, занимал некую нишу в лествичной системе наследования, принятой на Руси. Ведь Орвар-Одд не являлся королём или князем по крови, а был выходцем из семьи зажиточных бондов. Титул конунга он получил только после смерти Херрауда Старшего.

Если убитый Олегом II князь Киева реально был из боковой ветви рода Диров, то каков смысл эпизода с предъявлением киевлянам Игоря?

Игорь/Херрауд Младший был в глазах киевских полян наследником своего удачливого отца князя Олега Вещего/ конунга Орвар-Одда и первым (или вторым), на кого в силу уже самого родства должно было далее распространиться благоволение богов. В данном случае он оказывался в куда более выигрышной позиции, чем Була(д)мир-«Дир», из всех деяний которого – «мусульманский переворот» в стольном городе полян.

В ходе обсуждений этого тёмного момента истории С. Пивоваров скептически отнёсся к построениям соавтора о значимости Удачи и предположил, что даже самые многочисленные примеры на этот счёт не свидетельствовали бы напрямую в пользу прав сына «бонда по крови» Орвар-Одда – Игоря/Херрауда.

Из нашей переписки:

«Едва ли все Диры вымерли со смертью Аскольда и его сына (убитого болгарами)? От Гам Дира до Аскольда Дира прошло пять столетий. Сколько мнимых Рюриковичей наплодилось за такое же время? С чего это Диров должно быть меньше?

Если Херрауд всего лишь компромиссная фигура, возведённая на престол каким-то образом после убийства венграми Аскольда, то чем его внук лучше других бояр? Этот эпизод имеет смысл, только если Херрауд – тоже природный князь. Олег Вещий для киевлян – безродный пришелец. Права на престол его сына Херрауда Младшего (Игоря) объясняются только тем, что он внук конунга Херрауда.

Чтобы Олег II мог обосновать права Игоря в сравнении с правами Була(д)мира, он должен был либо доказать абсолютное самозванство второго, либо первенство первого по крови.

Повторим слова этого Второго Олега: “Не князья вы и не княжеского рода, а я княжеского рода, а это сын Рюрика (то есть «а это – сын Одда-Олега Вещего, внук Херрауда-Игоря Старшего». – Авт. )”. И ни слова про “вам удача не сопутствует”. Обвинение одно: “Вы не княжеского рода”…

Обвинение “вы не княжеского рода” имеет смысл только в антитезе “а Игорь княжеского рода”. Но таковым он является как внук Херрауда», – подчёркивает С. Пивоваров.

Надежда Топчий при обсуждении рукописи обратила наше внимание на такое обстоятельство, «что раз киевский стол в 913 году уже брали после смерти Олега Вещего силой, то сакральность преемственной власти для современников нарушена, что бы там ни писали после летописцы».

Но на самом деле род – это нечто большее, чем прямая семейная связь от отца к сыну. Род подразумевает смену поколений, от дедов к внукам. Вспомним эпическое «внуки Даждьбожи». Поэтому с присутствием сакральной составляющей, на наш взгляд, всё в порядке (это не считая весомых доводов в виде сильной дружины или даже войска, стоящего в нескольких верстах от города).

Д. Гаврилов был готов допустить, что Олег II мог ссылаться и на Херрауда Старшего и, если у летописца не было злого умысла подчистить «кой-чего» в истории династии, он просто запутался при редактировании в том, что были Херрауды – Игорь Старший и Игорь Младший – и были Олег Вещий и Олег II. Причём всё это разные люди.

Например, согласно Архангелогородскому своду, Олег (будущий Вещий) в 881 году мирно принял под свою руку кривичский Смоленск (а вот Любеч взял силой (ПСРЛ, т. I, стб. 23; т. II, стб. 15):

«…Налезоста Днепр реку, и приидоста под Смоленск, и сташа выше города и шатры иставиша многи разноличны цветы. Уведавше же смольняне, и изыдоша старейшины их к шатром и спросиша единого человека: “кто сей прииде, царь ли или князь в велицеи славе? ” И изыде из шатра Ольг, имыи на руках у себя Игоря, и рече смольняном: “сеи есть Игорь, князь Игоревич рускии”. И нарекоша его смольняне государем, и вдася весь град за Игоря» (Устюжский летописный свод, 1950, с. 21).

Мы сошлись во мнении, что эпизод со Смоленском и Любечем стоит отнести как раз к деятельности Олега II и Игоря – к пути их продвижения к Киеву, то есть к 919–920 или 920-м, а не 881–882 годам!