Энтони Хоуп - Пленник Зенды. Месть Руперта [сборник]

– Так решил Бог. Я пытался поступать правильно. Запт, Берненштейн и Фриц, пожмите мне руку. Нет, не целуйте ее – с притворством покончено.

Мы выполнили его просьбу. Рудольф взял королеву за руку. Она снова поняла его желание и поднесла руку к его губам.

– В жизни и в смерти, моя королева, – пробормотал он и уснул навеки.

Нет особой надобности – а у меня и особого желания – задерживаться на том, что последовало за смертью мистера Рассендилла. Планы, составленные нами с целью обеспечить безопасность его пребывания на троне, сослужили службу и после его смерти. Губы Бауэра были сомкнуты навсегда, а старуха была так напугана, что не стала бы даже намекать кому-либо на свои подозрения. Ришенхайм оставался верен клятве, данной им королеве. Пепел охотничьего домика надежно хранил тайну, и никто ничего не заподозрил, когда обугленное тело, названное останками Рудольфа Рассендилла, было похоронено на кладбище города Зенды рядом с могилой лесника Герберта. Мы с самого начала отказались от мысли доставить тело короля в Штрельзау и заменить им тело мистера Рассендилла. Трудности такого предприятия выглядели почти непреодолимыми, и нам в глубине души не хотелось их преодолевать. Рудольф Рассендилл умер как король и как король лежал во дворце в Штрельзау, когда новость о его убийстве сообщником Руперта Гентцау ужаснула весь мир. Наша задача была облегчена страшной ценой: многие могли бы усомниться в живом, но никто не сомневался в мертвом, а подозрения, которые могли скопиться вокруг трона, умерли у ворот склепа. Король был мертв. Кто стал бы спрашивать, действительно ли он лежит в гробу в огромном зале дворца в Штрельзау, или же скромная могила в Зенде хранит кости последнего мужского представителя династии Эльфбергов? В гробнице вместе с усопшим исчезают все вопросы и сомнения.

Весь день люди проходили через зал, где на помосте, увенчанном короной и королевским штандартом, лежал Рудольф Рассендилл. В почетном карауле стояли офицеры высшего ранга, а в соборе архиепископ служил мессу за упокой его души. Он лежал там уже три дня – сейчас наступил вечер третьего – а завтра рано утром должны были состояться похороны. На маленькой галерее над помостом стояли я и королева Флавия. Мы оба смотрели вниз на спокойное лицо умершего. Он был облачен в белый мундир, в котором короновался, а грудь пересекала по диагонали лента ордена Алой розы. В руке была настоящая алая роза – свежая и ароматная. Флавия сама поместила ее там, чтобы даже в смерти Рудольфа сопровождал дар ее любви. Мы оба молчали, наблюдая за потоком людей, пришедших возложить венок или в последний раз увидеть лицо короля. Я видел, как девушка опустилась на колени у помоста, потом поднялась и отошла, рыдая, оставив в гробу маленький веночек. Это была Роза Хольф. Другие женщины тоже плакали, а мужчины кусали губы, проходя мимо. Появился бледный и расстроенный Ришенхайм, а Запт весь долгий день стоял неподвижно у помоста с обнаженной саблей, глядя перед собой.

Мы слышали отдаленный гул голосов. Королева положила ладонь на мою руку.

– Сон сбывается, Фриц, – сказала она. – Люди, убитые горем, называют его королем, но он не слышит и не реагирует, даже когда я называю его своим королем.

Подчиняясь внезапному импульсу, я повернулся к ней и спросил:

– Что он решил, мадам? Стал бы он королем?

Королева слегка вздрогнула.

– Он не сказал мне, и я об этом не думала.

– Тогда о чем он говорил, мадам?

– Только о своей любви, Фриц, – ответила она.

Когда человек умирает, любовь значит для него больше, чем королевство, но, думаю, для Рудольфа Рассендилла она значила больше и при жизни.

– Только о великой любви ко мне, – повторила королева. – И моя любовь привела его к смерти.

– Он не отказался бы от нее даже ради жизни, – сказал я.

– Да, – прошептала она и протянула к возлюбленному руки через парапет галереи. Но он лежал неподвижно, не обращая на нее внимания. Все как во сне…

Этим вечером Джеймс покинул нас и своего мертвого хозяина. Он отправился в Англию, чтобы сообщить устно – ибо мы не осмелились ничего написать – правду о короле Руритании и мистере Рассендилле графу Берлсдону, брату Рудольфа, который и поныне является единственным человеком, кроме нас, знающим эту правду. Выполнив свою миссию, Джеймс вернулся в Руританию, чтобы поступить на службу к королеве, где состоит до сих пор. Он рассказал нам, что лорд Берлсдон, услышав эту историю, долго молчал, а затем промолвил: