Гьялланди потряс головой, и все, кто его не знал, рассмеялись, — он совсем не походил на викинга. Посредственный человек во всех отношениях, за исключением двух качеств — ума и голоса.
Большая голова, подбородок острый, словно нос корабля, пара полных красивых губ, окаймлённых аккуратно подстриженной бахромой усов и бороды. Восхитительные медно-рыжие волосы со лба струились поверх ушей; когда ветер развевал его шевелюру, казалось, у него на голове растут рога. Мурроу как-то сказал, что это вовсе не развевающиеся волосы, просто голова скальда распухла от историй, которыми он ее набивает.
Тем не менее, эти знания, а также отменный голос приносили ему удачу, сначала он был скальдом при ярле Скарпеддине, а затем при ярле Бранде. Он покинул Бранда после того, как заявил ему, что несправедливо бранить ярла Орма за потерю сына Бранда, что по словам Мурроу и остальных, показало насколько язык Гьялланди шустрее его мозгов.
Теперь скальд сопровождал Воронью Кость, он говорил, что этот юноша более подходящий герой для саги, и история об изгнаннике, принце Норвегии, претендующего на трон по праву рождения, слишком хороша, чтобы ее пропустить. Воронья Кость добродушно рассмеялся на это, но подумал про себя, что полезно иметь при себе человека, который будет воспевать его славные деяния; и эта мысль грела Олафа так же как огонь очага и рог с элем.
— Придет время, и коронация состоится, — ответил Воронья Кость достаточно громко, чтобы все услышали. — А пока, есть люди и корабли, которые жаждут присоединиться к нам.
— Несомненно, — сказал кормчий по имени Халк, он бойко говорил по-норвежски, но со странным акцентом. — А эти люди знают, что ты идешь?
В его голосе прозвучала усмешка, но без издевки, и Воронья Кость улыбнулся в ответ.
— Если ты знаешь, куда правишь, значит, узнают и они, — ответил Олаф.
Очевидно, Хоскульд ничего не рассказал своим людям, что оказалось не совсем разумно для команды из шести человек, тесно повязанных друг с другом в торговых делах, которыми они и жили. Воронья Кость не особо доверял Хоскульду, несмотря на то, что торговец прибыл с острова Мэн и привёз оттуда загадочное послание, — и без сомнения, не потребовал с монаха платы, ведь, как известно, у христианских монахов не водилось денег.
— Из любви к богу, — ответил Хоскульд, когда Воронья Кость спросил, почему он сделал это. Лицо торговца, огрубевшее от ветра и волн, напоминало каменный мыс с глазами, и ничего не выражало. Его люди, занятые работой, болтали ещё меньше, но Олаф кожей чувствовал ложь Хоскульда, словно сырой морской туман. Однако, торговец был другом Орма, а это значило немало.
Олаф сидел и смотрел, как мимо проплывает суша, подымаются и опускаются волны, море дышит в медленном ритме, вздымая черную блестящую гладь.
Он наблюдал за чайками. Хоскульд не отходил далеко от берега, чтобы не терять сушу из вида, Воронья Кость слушал, как птицы в поисках рыбы кричат друг другу. Одна чайка уселась на рее, не обращая внимания на пузатый парус, и Воронья Кость наблюдал за ней более внимательно, чем за остальными. Он почувствовал, как на руках и шее пробежали мурашки, — что-то вот-вот должно произойти.
Моряки "Быстро скользящего" сматывали канаты, вычерпывали воду, работали с парусом, кормчий стоял за рулевым веслом, и все они поглядывали на Воронью Кость и его восьмерых спутников. Он ощущал их неприязнь, недоверие, а больше всего страх. В их глазах они были грабителями, мародерами и язычниками, без которых вполне могли обойтись помазанные Христом мирные торговцы, фермеры морских путей, пашущие кораблями море от порта до порта.
А тут эти кровавые убийцы, расселись на морских сундуках, и болтают на своём косноязычном восточно-норвежском наречии, звучащем еще хуже из-за постоянного общения со славянами, они бездельничают и равнодушно, а то и с ехидными усмешками, таращатся на занятых работой моряков.
Воронья Кость неплохо знал своих восьмерых людей, кто из них скорее швед, чем славянин, кто мылся на этой неделе, а кто сомневается в собственной отваге.
Почти все, за исключением Онунда, еще молоды, и достаточно суровы, все они без страха приняли клятву Обетного Братства: "мы клянемся быть братьями друг другу на кости, крови и железе. Гунгниром, копьем Одина, мы клянемся — да падет на нас его проклятие во всех Девяти мирах и за их пределами, если нарушим эту клятву".
Воронья Кость принес эту клятву давно, еще до того, как на подбородке выступила поросль. Он принял её, как и другие бедолаги, которые в отчаянии блуждали во тьме и бросились к огню, рискуя обжечься. Где-то у него была родня — сестры, которых он никогда не видел, но его мать, отец, дядя-опекун погибли, и Орм Убийца Медведя и Обетное Братство стали ему ближе, чем самые близкие родственники.
Читать дальше