Борис Акунин - Доброключения и рассуждения Луция Катина

Синбирцы и синбирские впечатления. Встреча с избирателями и ее исход. Человек из прошлого, глядящий в будущее

В зимнюю дорогу протяженностью почти полторы тысячи верст Катин отправился так же легко, как в Германии он поехал бы из Верхнего Ангальта в Средний. Россия!

Опять потянулись бело-черно-серые просторы, только с фельдъегерем мчалось еще быстрей, чем с драгунами. Перед каждой ямской станцией передний возок прибавлял скорости и отрывался вперед, чтобы карету уже встречали конюхи: отпрягали уставших лошадей, запрягали свежих. Из смотрительской избы тащили пыхтящий самовар, а чай приходилось пить уже тронувшись. Невообразимая для Европы быстрота! Вот бы и Россия рванула с места, из невежества, грязи и несчастья, с такою же неудержимой резвостью, мечтал Луций, развалясь на меховом ложе. Ничем другим, кроме мечтаний и размышлений, коротать время он не мог.

Поселения вокруг были столь же жалки, редко попадавшиеся крестьяне оборваны и унижены, но путешественник смотрел на отечественную убогость с совсем другим чувством. Какой простор для деятельности! Какие диштанции и першпективы! Во второй раз менее чем за век провидение посылает России великого монарха: после первого Петра – вторую Екатерину. Но до чего огромна разница меж ними! Петр строил державу, превращая в бревна и сваи живых людей. Заколачивал их в ингерманландские болота, возводил в кровавых сражениях стены из трупов, прорывал братские могилы судоходных каналов. Екатерина же замышляет возвеличить не фасады, но души. Ибо сила свободной человеческой души много крепче камня и железа!

Новый 1767 год станет для России началом новой эры, думал Луций, и от волнения не мог спать, хоть дорога укачивала его, а свист метели убаюкивал.

Он очень хотел посмотреть на Москву, природную русскую столицу, но через нее промчали ночью, и ничего, кроме смутных силуэтов, разглядеть было нельзя. Фонари здесь не горели даже в центральной части.

Ничего, сказал себе Катин, насмотрюсь на Древнепрестольную, когда в Кремле соберется Уложенная Комиссия. Если, конечно, меня в нее выберут.

И решил, что нечего попусту терять время. Надобно готовиться.

На одной из кратких остановок подозвал к себе фельдъегеря и не попросил, а приказал (раз уж такая важная персона) в следующем же большом городе разыскать книжную лавку, да объяснил, что надобно. Поручик записал, перед Рязанью умчал вперед и на тамошней станции вручил Луцию «Описание городов и местностей Российской империи».

Скоро путешественник научился читать враскачку и принялся наполнять память сведениями о своем, выражаясь по-гартенляндски, Wahlkreis [10] Избирательный округ ( нем. ). . В русском языке такого слова пока не существовало.

Полезная книга сообщала, что город Синбирск является центром Синбирской провинции, каковая относится к Казанской губернии; расположен на правом берегу Волги и с окрестными городками, селами, деревнями, образует Синбирский уезд; сей последний имеет население в сто тридцать тысяч жителей (вдвое больше Гартенлянда!) и территорию в 3500 квадратных верст (вчетверо!). В самом городе обывателей до десяти тысяч (а вот это меньше Гартенбурга), в том числе полторы сотни дворян и полторы тысячи дворовых слуг, прочие – ремесленники и всякого рода мещане. По казенному штату городу полагается управитель-воевода «в чине от подполковничьего до бригадирского».

Показалось удивительно, что, хоть «Описание» гордо именовало Синбирск «средоточием мануфактур и торговель», проводящим даже собственную ежегодную ярмарку, городское купечество аттестовалось как «числом незначительное». И почему в разделе «Примечательнейшие постройки» стоит прочерк? Не может же в изрядном по российской мерке городе не быть совсем никаких архитектурных красот?

Разберусь по прибытии, сказал себе Луций, и принялся заучивать перечисленные в книге географические названия волжской провинции, чтобы не ударить лицом в грязь перед будущими избирателями: Алексеевск, Аргаш, Белый Яр, Карсун, Погорелово, Самара, Сызрань, Сурский Остров – всего до пятидесяти селений, многие с нерусскими названиями. Еще два века назад там повсюду была дикая татарская степь.

Морозным декабрьским утром, всего на седьмые сутки странствия (это еще потеряли день из-за бурана), наш герой увидел пункт своего назначения.