Владимир Плугин - Разведка была всегда...

Касим-паша, подступивший к Астрахани, всё ждал, когда же ему откроют, как было обещано перебежчиками, городские ворота. Напрасно ждал. Видно, среди астраханцев оказалось не слишком много тех, кто хотел прихода турок, горожане мужественно отражали приступы и совершали вылазки в стан врага под командой воеводы Карпова. Турецкому воинству пришлось окопаться, начать осаду.

Осада многолюдного укреплённого города не была занесена в подневный план великого похода, составленный Мехмет-пашой. Войско Касим-паши волновалось.

— Нам нельзя зимовать! — кричали янычары воеводе. — Помрём здесь все с голоду! Султан дал всякий запас на три года, а ты велел взять с собой только на сорок дней, как нам теперь прокормиться?

Отряды, посылаемые за оставленными припасами на Переволоку, никак не возвращались. Касим-паша был в недоумении, пока однажды воины, спасшиеся в битве на Переволоке, не принесли ему весть о разгроме, учинённом Мещёрским полком 15-тысячному корпусу и флоту.

Оставалась у Касим-паши надежда на Ногайскую Орду с её запасами продовольствия. Но она что-то запаздывала. В кочевой коннице, возмущённой тем, что нет ожидавшейся добычи, усилилось дезертирство.

И наконец настала ночь, когда полк князя Серебряного, достигший низовий Волги, ударил по неприятельскому стану и примкнул к защитникам Астрахани. А ведь это, как понимали османы, были ещё не «главные русские силы». Паника охватила войско Касим-паши, и воевода приказал отступать к Азову.

Огромное турецко-крымское воинство, на многие вёрсты сотрясая землю топотом конных полков, вздымая тучи пыли, застилающие небо, скрылось на западе. Лёгкая конница астраханцев и князя Серебряного преследовала неприятеля, побивая отстающие отряды. Но было бы ещё далеко до конца похода, если бы не случились события, причиной которых стал русский посланник у Больших Ногаев, а ныне, как мы помним, галерник-каторжник Семён Мальцев. Это он сумел повлиять на происходящее так, что не более четверти турок вернулось в Стамбул, а Касим-паша и Девлет-Гирей получили от султана приказ принять яд.

Памятливый Касим-паша извлёк Семёна Елизарьевича из корабельного чрева и поместил в своём обозе, который приближался к союзникам-ногайцам. Он решил на месте разобраться в заданных ему загадках. Чтоб не убежал, пленника приковали цепями к медленно волочившемуся орудию вблизи повозок со скарбом Касим-паши.

Бесчисленное воинство двигалось по Дикому полю сквозь клубы пыли. Даже взобравшись на высокой курган, невозможно было увидеть, где его начало, где его конец.

Вскоре на раба, прикованного к пушке, обратили внимание ногайские военачальники Саин-мирза и Теней-мирза. Они узнали дипломата и возгорелись было желанием его зарезать, испросив, разумеется, соизволения на то Девлет-Гирея как главнокомандующего. Но после разговора с Семёном Елизарьевичем «сообразили», что можно использовать его для компрометации своих врагов — других ногайских властителей Дин-Ахмета и Урус-мирзы. Они решили изобразить дело так, что именно они, верные крымскому хану ногаи, захватили московского посланника. А вот властители Больших Ногаев Дин-Ахмет и Урус-мирза направляют, дескать, посольство в Россию «для тайного сговора с царём». А если это не так, пусть они зарежут Мальцева. Так внушил мирзам Саину и Тенею Семён Елизарьевич. И эта мысль достигла Касим-паши. Он весьма обеспокоился «изменой» Больших Ногаев. Те же, в полном соответствии с договорённостью и с планами великого визиря, кочевали в это время вдоль Волги по направлению к Астрахани. «Кто эти конные орды, неотвратимо надвигавшиеся к Волге от самого Яика, друзья или враги?» — мучился сомнениями Касим-паша.

С лёгкой руки Семёна Елизарьевича ногайские княжата, желающие быть единственными представителями Ногаев при крымском хане и владеть всеми Ногаями сами, раздували подозрения Девлет-Гирея относительно Больших Ногаев. А тут ещё послы Больших Ногаев, прибывшие с поручением Дин-Ахмета и Урус-мирзы, вели длительные разговоры со странным русским, прикованным к пушке. Среди них было немало старых товарищей Мальцева, и они отвергли предложение зарезать дипломата. Турки и крымчаки утвердились в своих подозрениях о предательстве Больших Ногаев. Касим-паша и Девлет-Гирей были уверены, что те и в самом деле дожидаются огромного русского воинства, чтобы присоединиться к нему.

А Мальцев, знавший не только ногайский, но и турецкий и другие восточные языки, вёл постоянные разговоры с многочисленными участниками похода, постоянно толпившимися возле его пушки. Тут у него были большие возможности, и он ими искусно пользовался. Да, московское войско неисчислимо, оно на подходе, если приложить ухо к земле, можно услышать топот настигающей Касим-пашу русской конницы. Скоро все узнают, сколько у русского царя было тайных союзников; знаете, бывает часто: вчера враг, а сегодня союзник. Бывает и так, конечно, что вчера союзник, а завтра окажется, что враг. Так вслух рассуждал ежечасно ожидавший убиения подданный русского царя разведчик и дипломат Семён Мальцев, ежечасно усиливая брожение и панику среди османского воинства.