Наталия Образцова - Мой любимый крестоносец. Фея тумана

— Я не могу вам объяснить этого, сэр, — говорила Отилия, — но я отчего-то точно поняла, что Гиты нет в Гронвуде. Она где-то в фэнах. И, помоги Пречистая Дева, — фэны грозят ей бедой!

Гита как-то упоминала о необычном даре Отилии, поэтому я забеспокоился не на шутку. Нужно немедленно разыскать Гиту, но где она? Не раздумывая, я вскочил в седло и погнал коня.

Мой Набег проделал в этот день немалый путь и был утомлён, но, чувствуя мою мучительную тревогу, летел как на крыльях. Сам того не сознавая, я направил его к старой башне Хэрварда.

Но в Тауэр-Вейк Гиты не оказалось. Домочадцы, не подозревавшие, что их госпожа пропала, переполошились. А я... Я совершенно растерялся. Сел на землю, сжал ладонями виски и стал пытаться сосредоточиться.

Что мне известно? Ансельм выдворил Гиту из обители, и она решила вернуться в Тауэр-Вейк, однако в пути что-то произошло между Саймоном и Утрэдом, и каменщик напал на воина Гиты. Но куда девалась Труда? Её не было с раненым сыном — она, вероятно, лишь перевязала его и тут же оставила. К тому же Утрэд, если верить Отилии, сказал, что француз потерял рассудок. Что может прийти в голову сумасшедшему? Что важно для Саймона? Только его работа. Саймон строил Гронвуд, вёл работы в Незерби, возводил башню у церкви Святого Дунстана... Стоп. Эта последняя работа особенно занимала Саймона, а церковь Святого Дунстана как раз на полпути между обителью Святой Хильды и Тауэр-Вейк...

И снова ночь и ветер хлестали в лицо, когда мы неслись через тёмные фэны, вновь сыпались искры с наших факелов. Дорога свернула в лес, стало совсем темно, и на полном ходу мы вылетели к месту, где с десяток волков грызлись над полурастерзанными трупами. Одно из тел оказалось женским — и я бросился к нему. Поднесли факел, и хотя лица было уже не узнать, по одежде я опознал Труду. Два других оказались неизвестными воинами, а последний — Саймоном.

Силы Небесные — что тут произошло?!

— Сэр, возьмите себя в руки, — успокаивал меня Пенда. — Её нет среди мёртвых. А значит, остаётся надежда.

Мы принялись за поиски — обшарили чащу, кустарники, ложбины, пока не услышали чей-то крик. Один из моих людей вышел на опушку леса и заметил зарево в той стороне, где стояла церковь Святого Дунстана.

Я плохо помню этот отрезок пути. Впереди светился огненный остов церкви, на фоне зарева отчётливо вырисовывался чёрный силуэт каменной колокольни. В багровом сумраке на миг мелькнули две человеческих фигуры — и тут же исчезли. Где-то в вышине раздался отчаянный вопль.

Дальнейшее походило на чудовищный кошмар. Мы увидели обеих почти сразу — Гиту в оконном проёме колокольни и Бэртраду с обнажённым мечом на настиле лесов в двух шагах от неё. Я мгновенно узнал графиню, несмотря на то что она была в одежде наёмника, и, когда она взмахнула клинком, неистово закричал. Гита, совершенно беззащитная, стояла, прижавшись к краю оконной ниши с плащом в руках...

— Остановись, Бэртрада! Не смей! — мои слова потонули в рёве пламени.

Отсвет огня вспыхнул на лезвии меча Бэртрады, мелькнул тёмный ком плаща, брошенного в неё Гитой. И короткая борьба наверху. Затем меч выпал из рук Бэртрады, а её тело изогнулось, ловя равновесие. И тогда Гита, нанесла свой удар.

Как чёрная ночная птица, Бэртрада взмыла в воздух и по крутой дуге канула в пламя пожара.

Но Гита уже сползала с края оконного проёма, отчаянно пытаясь остановить это неотвратимое движение.

Много позже я заметил, что в эту ночь в моих волосах появились седые нити. Но в тот страшный миг я просто бросился к подножию колокольни, и мои люди последовали за мной. Гита падала, судорожно цепляясь за перекладины лесов. О, если бы ей удалось хоть на мгновение задержаться!..

Хвала Всевышнему, так и случилось, и мы успели...

Что касается Бэртрады... Я не помню этого, но мои люди говорили, что из огня беспрестанно неслись её страшные крики, и Пенда, не выдержав, намочил свой плащ в ближайшей заводи и бросился в самое пекло.

Он едва не погиб, но ухитрился всё-таки вытащить графиню — вернее то, что от неё осталось. Однако в этом обугленном теле ещё хватило сил для того, чтобы произнести несколько слов — и это были слова, полные неистовой злобы.

Но в этот момент меня не занимало ничего, что не касалось Гиты — у неё начались роды, и я метался в поисках повитухи, начисто позабыв о том, что в ордене, кроме всего прочего, меня обучили принимать роды.

Чтобы привести в чувство обезумевшего правителя графства Норфолк, Пенде, бывшему рабу, пришлось влепить мне здоровенную оплеуху, и я был только благодарен ему за это. Мгновенно собравшись, я принялся отдавать распоряжения. Двое моих воинов побежали греть воду, остальным я приказал снять плащи и устроил Гиту поудобнее.