Франк Трентманн - Эволюция потребления [Как спрос формирует предложение с XV века до наших дней]

Однако стремление подражать привычкам богатых людей лишь отчасти объясняет рост популярности кофе и чая среди бедноты. Для жителей городов, у которых было мало денег и времени, чай и кофе оказались дешевой заменой горячего приема пищи. С добавлением сахара эти напитки стали еще привлекательней, превратившись из экзотического лекарственного снадобья в питательное удовольствие. Сначала кофе пили либо вообще без сахара, либо добавляли совсем чуть-чуть. Уже к 1715 году, как отметил Ля Рок, некоторые пили кофе вовсе не ради здоровья, а чтобы «доставить себе удовольствие, добавляя в него огромное количество сахара» и тем самым превращая его в настоящий сироп [203] La Roque, Progress of Coffee , 366. . К концу века чай и кофе благодаря сахару завоевали звание «питательной пищи», однако даже те, кто пропагандировал кофе, советовали знать меру: «От кофе будет больше вреда, чем пользы, если пить его с сахаром – это одна из причин, по которой многим людям стоит воздерживаться от этого напитка» [204] Dr Fothergill в обращении к J. Ellis, 2 September 1773, из: John Ellis, An Historical Account of Coffee (London, 1774), 38, repr. in Ellis, ed., Eighteenth-century Coffee-house Culture, Vol. IV . .

Власть принимала активнейшее участие в распространении экзотических напитков. В XVIII веке европейские империи начали крупномасштабную эксплуатацию своих тропических колоний и расширили объем закупок чая в Китае. В 1720-е годы различные Ост-Индские компании привозили в Европу всего лишь до 770 тонн чая в год. К 1760-м годам они привозили уже в десять раз больше, а также миллионы единиц китайского фарфора; к 1820-м годам объем увеличился еще в два раза. В то время как цена на пшено и другие продукты домашнего производства росла, чай становился дешевле и дешевле. В Амстердаме в начале XVIII века кофе стоил 10 гульденов за килограмм, а к концу века – всего лишь 1 гульден. За этот же период Великобритания увеличила потребление сахара почти в десять раз, то есть до 20 фунтов в год на человека. Как раз на это время приходится пик расцвета трансатлантической работорговли, необходимой для кофейных и сахарных плантаций. Накануне отмены рабства в 1807 году Вест-Индия производила четверть британского импорта. Никогда больше мир колоний не играл такую важную роль в жизни центра империи. В 1750-е годы Малахия Постлтуэйт (Malachy Postlethwayt), работавший публицистом в правительстве Роберта Уолпола и Королевской Африканской компании, очень верно описал структуру Британской империи: «Это впечатляющая конструкция из американской торговли и военно-морской мощи на африканском фундаменте» [205] Postleth-wayt, The African Trade (1745), цитата из: Eric Williams, Capitalism and Slavery (Chapel Hill, NC, 1944/1994), 52. .

Как мы увидим в следующей главе, к концу XVIII века тот факт, что сахар добывается ценой человеческих жизней, начал вызывать общественное негодование. В то же время плюсы и минусы самой экономической системы по-прежнему оставались предметом жарких споров. Меркантилизм империи в строгом понимании этого слова имел негативные последствия для потребителей, в особенности если сравнивать его с предшествующим либерализмом державы, имевшей свободную торговлю и дешевые продукты питания. Ввоз сахара, чая и в особенности кофе облагался высокими налогами, а это приводило к контрабанде. Чаще всего нелегальные товары поступали из Франции через остров Уайт. Более того, как утверждали экономисты, труд свободных людей продуктивнее, чем труд рабов. Хлыст не может заставить людей работать эффективно или мыслить неординарно. Однако история кровожадней и запутанней экономики. Новая культура потребления основывалась на труде рабов. Опыт Китая доказывал, что сахарный тростник можно было выращивать и в небольших фермерских хозяйствах, однако не многие европейские рабочие мечтали отправиться на заработки на Ямайку или Гаити, а владельцы плантаций не были готовы платить достаточно много, чтобы привлечь их. Если бы Великобритания открыла доступ в свои колонии всему миру, скорее всего, их захватила бы Франция, и свободного рынка по-прежнему не возникло. Разумеется, никто не спорит с тем фактом, что меркантилистская империя обогащала коммерсантов и владельцев плантаций за счет рабов и простых жителей метрополии. Британским потребителям приходилось платить огромные деньги, чтобы содержать британский военный флот и колонии за океаном. Однако реальность была такова, что, отказавшись от флота и рабов, им также пришлось бы отказаться и от большинства тропических товаров [206] Joseph E. Inikori, Africans and the Industrial Revolution in England (Cambridge, 2002); «Roundtable, Reviews of Joseph Inikori, Africans and the Industrial Revolution in England», International Journal of Maritime History XV, no. 2, Dec. 2003: 279–361. Patrick O’Brien, «Fiscal and Financial Preconditions for the Rise of British Naval Hegemony 1485–1815», working paper 91 (2005), http://www.lse.ac.uk/collec-tions/economicHistory/pdf/WP9105.pdf. .