Франк Трентманн - Эволюция потребления [Как спрос формирует предложение с XV века до наших дней]

Китайская фарфоровая посуда сочетала в себе несколько функций: внутренняя сторона чашки использовалась для жидкости; внешняя – для истории. В Азии роспись керамики развивалась наряду с ксилографией и каллиграфией [199] Robert Batchelor, «On the Movement of Porcelains: Rethinking the Birth of the Consumer Society as Interactions of Exchange Networks, China and Britain, 1600–1750», из: Consuming Cultures, Global Perspectives , 95—122. . Популярным мотивом для фарфора поздней империи Мин была «Битва у Красной скалы», сцена по мотивам легенды XI века. Подобные чаши, популярные в Азии, в XVII веке добрались до Парижа и Стамбула. Некоторых европейских писателей, таких как поэт Александр Поуп и эссеист Джозеф Аддисон, беспокоил тот факт, что женщины готовы были продать душу за фарфоровую чашку, ведь им казалось, что фарфоровые чашки превратят их жилище в настоящий дворец. Повсеместное уважение европейцев к китайской цивилизации было достаточно сильным, потому китайский фарфор действительно был признаком утонченного вкуса и добродетели. Что касается китайских производителей фарфора, то они не только были мастерами высшего уровня, но и легко приспосабливались к изменениям на рынке. Они быстро отреагировали на растущую популярность китайских мотивов у европейцев и активно снабжали последних столь желанными «восточными» товарами. Как правило, эти товары, если рассматривать их в контексте всей китайской продукции, не относились к первосортным. В Кантоне европейские купцы начали предлагать собственные идеи дизайна для фарфоровых изделий, однако в начале XVIII века их исполнение все еще было полностью сосредоточено в местных художественных цехах. Узоры и стиль посуды очень быстро менялись. То, что было на пике моды в прошлом году, в нынешнем совершенно устаревало. Рынки разделились. Европейские посредники отвозили непроданные товары в американские колонии.

Спрос на полулюксовые китайские товары заставил европейцев учиться копировать, а затем и изобретать свое. Сначала они были не более чем просто подражателями. Однако к середине столетия ситуация изменилась. В районе Боу, в восточной части Лондона, открылась фабрика по производству посуды «под китайский фарфор», превратившая Великобританию в «Новый Кантон». В 1760-х годах Веджвуд придумал способ покрывать глиняную посуду блестящей глазурью определенного состава, которая не только придавала изделию красивый вид, но и защищала его от внезапных перепадов температуры, неизбежных при употреблении горячих напитков. Так родился веджвудский кремовый фаянс, дешевая и при этом весьма симпатичная замена фарфору, что было особенно важно растущему среднему классу. Фабрики по производству керамики на территории Европы стали возникать то тут, то там. Их процветанию способствовали не только дотации королевских и княжеских дворов, но и активное участие европейских художников и мастеров, вдохновлявшихся «Новой книгой китайского стиля» (1754) и другими подобными изданиями. Был изобретен метод печати путем перевода: рисунок с гравированной медной пластинки отпечатывали на бумагу, а затем на керамику. Новшества появились и в сфере маркетинга. Веджвуд открыл салоны и распространял каталоги своих изделий по всей Европе: от Ниццы до Москвы. Китайский бело-синий фарфор теперь обнаружил серьезного конкурента в лице европейской черной керамики, стилизованной под посуду Древнего Египта. Мода была крайне непостоянна. В 1700 году весь фарфор на европейском рынке был китайского производства. К 1800 году столовая посуда полностью находилась в руках европейских производителей. В 1791 году Британская Ост-Индская компания прекратила массовый импорт керамики из Китая [200] Вывод сделан на основе: Maxine Berg, Luxury and Pleasure in Eighteenth-сentury Britain (Oxford, 2005), 52–75, 128—49; Chaudhuri, Trading World of Asia; Chuimei Ho, «The Ceramics Trade in Asia, 1602—82», из: Japanese Industrialization and the Asian Economy , ed. A. J. H. Latham & Heita Kawakatsu (London, 1994), 35–70; Fang Lili, Chinese Ceramics (Beijing, 2005). .

Распространение горячих напитков, а также посуды для их приготовления и употребления отчасти являлось процессом «просачивания сверху вниз». Слуги узнавали о новых горячих напитках от своих хозяев и затем просили прибавить к своему жалованью несколько грамм кофе или чая. Филантроп Джонас Хенвей, защитник брошенных детей, больных и бедняков, а также первый англичанин, который начал использовать зонт от дождя, пожаловался в 1757 году, что слуги и рабочие «превратились в рабов глупейших привычек богачей» и готовы отказаться от буханки хлеба ради чашки сладкого чая. Хенвей считал это «национальное помешательство» на чае сущим преступлением, вредным для «национальной казны» (Китаю нужно было платить серебром), для характера людей и предпринимательства (чаепитие отнимало драгоценное время), а также для здоровья (употребление чая «неестественно» для людей, проживающих в холодном северном климате, оно не несет никакой пользы, ведь сам напиток это чуть ли не «яд»). И, что еще хуже, мода на чай усугубляет «бедственное положение нищих и их страдания», так как «чем больше они хотят, тем более они несчастны оттого, что их желаниям не суждено сбыться» [201] Jonas Hanway, Letters on the Importance of the Rising Generation of the Labouring Part of Our Fellow-subjects (London, 1757), II, letter XXX, 174—85. . Спустя несколько лет в Париже историк Легран д’Осси писал: «И продавщица, и повар, и служанка – все без исключения пьют на завтрак кофе с молоком» [202] Legrand d’Aussy, Histoire de la vie privée des François (Paris, 1815; 1st edn 1783), 145, перевод мой. . На улице и рынках торговки готовили для представителей низших классов café au lait из оставшейся кофейной гущи и прокисшего молока.