Татьяна Беспалова - Мосты в бессмертие

– Послюшь, послюшь… – шептала она. – Я руський немного знат, я тебе показат, где ход-проход.

Она ползла, отталкиваясь руками и ногами. Подол ее платья задрался, и Костя видел кружевной верх бежевых, испачканных сажей чулок и шелковые подвязки. В такой мороз она не обула теплую обувь, так и ползала перед ним по полу в изящных туфельках на каблучке.

– Не бойся, – усмехнулся Костя. – Ты мне все покажешь: и ход, и проход. Эй, Спиря!

За окнами грянули автоматные очереди. Сначала короткая, потом вторая – длиннее.

– Не боись, наши палят, – сказал из соседней комнаты Спиря.

Костя осторожно выглянул в окно. На мостовую, все так же медленно кружась, падал снег. Он накрывал белым покрывалом булыжник и спину убитого солдата. Тот лежал на мостовой лицом вниз. Рядом с его головой натекла лужа крови. Снег, попадая в нее, истаивал без следа. На фоне белой пороши багровое пятно казалось невыносимо ярким, приковывало взгляд.

Минутного промедления оказалось достаточно, чтобы перепуганная дамочка извлекла из складок своих одеяний «браунинг». Щелкнул предохранитель. Костя обернулся, глянул в черный зев дула и упал на пол, под ноги вбежавшему Спире. Оконное стекло брызнуло осколками. Комната наполнилась пороховым дымом.

Дамочка продолжала палить в сторону окна. Она крепко-накрепко зажмурила глаза и плотно сжала губы. Она давила на курок и после того, как магазин «браунинга» опустел. Костя досчитал до семи и что есть силы дернул дамочку за ногу, а Спиря навалился на нее сверху.

– Красивая баба, – Спиря сплюнул. – Только сильно тоща. Лежать на ней жестко, а убить жалко. Оставь! На что она нам?

Костя уже поднялся на ноги и смотрел на дамочку. Та свернулась калачиком на полу, подтянув к груди ноги. Она прикрыла колени широким подолом красивого, но запятнанного грязью шелкового платья, закрыла голову руками. Темно-каштановые блестящие волосы разметались живописными волнами.

– Неплохая бабенка, – хмыкнул Костя.

– Да, – Спиря улыбнулся. – Карамельками пахнет. Эй ты!

Он пихнул дамочку носком сапога, несильно пихнул, но та дернулась так, словно ее тело прошило электрическим разрядом.

– Пощада! Пощада! Молю!.. – голос ее звучал глухо.

– Вставай! – скомандовал Костя. – Пойдешь с нами… Не хочу поворачиваться к тебе спиной… Может, еще сюрпризцев нам наготовила, кто тебя знает…

Костя схватил ее за загривок, без труда приподнял, поставил на ноги, встряхнул. Каштановые локоны взметнулись, скатились с ее лица. Их взгляды наконец встретились.

– Мать твою! – рявкнул Костя. – Вовка, посмотри, кого мы поймали! Вот она, судьба! Вот он, Божий промысел!

– Что? – отозвался Спиря. Он уже обшарил комнату. В каждый ящик заглянул, сбегал на кухню, нашел там длинный батон, обернутый белой бумагой, и еще что-то в банке.

– Кто это? А-а-а! Фройляйн Аврора… Довелось же встретиться, так-то оно! Да не, не боись! Мы не с того света явились. Не из адских недр.

Костя вздохнул и рванул вырез ее платья.

Аврора вскрикнула коротко, пронзительно и захлебнулась криком. Вот она, семейная реликвия рода Митрофановых – темный лик Богоматери на золотой фольге в обрамлении аметистов и гранатов, кожаная бечевка завязана надежным узлом. Костя положил раскрытую ладонь Авроре на грудь. Он чуял ее страх, и странное, неведомое доселе ликование закипало в его жилах. Близость полной, окончательной победы пьянила, как крепкий алкоголь.

– Оставь ее, – проговорил Спиря. – Надо спешить. Далась тебе эта сволочь? Так-то оно!

Костя рванул за кожаную бечевку, но та поддалась только с третьего раза. На шее Авроры остался яркий, кровоточащий рубец. Ноги ее подкосились, и она упала Косте на грудь.

– Warten Sie! Minute! Unterlassen Sie! Ich selbst! [92] Подождите! Минутка! Не надо! Я сама! ( нем .) – шептала Аврора.

Но Костя отбросил ее от себя, передал Спире автомат, расстегнул ворот гимнастерки. Неловкими, привычными к тяжелой солдатской работе пальцами, он завязывал узелок. Проверил, надежно ли держится образок. Он знал, Вовка держит бешеную бабу под прицелом. Та хоть на вид и недвижима и вроде бы лишилась чувств, но все равно опасна. Опасна! Аврора лежала под окном, ничком, на битом стекле. Тело ее сотрясала крупная дрожь.

– Или пристрелить ее? – сомневался Спиря.

Его сомнения развеял пушечный залп. Что-то рухнуло в отдалении. Зазвенело разбитое стекло, и они снова услышали лязг таковых гусениц.

– Это наши, – проговорил Костя. – Тридцатьчетверка пальнула. Ходу, Вова!