Павел Волков - Дерево уккал

– Все, привал!

Пока каюры привязывали собак к длинной цепи, а Адам разжигал костер и кипятил воду, Григорий присел рядом с незнакомкой. Она уже вполне пришла в себя и жалась поближе к дарящему тепло и жизнь пламени. Татарка оказалась совсем молодой, на вид не больше семнадцати-восемнадцати лет, и очень миловидной. Недоверчивым взглядом дикой рыси, она сверлила окружавших ее мужчин, по-видимому, предполагая в них опасность. Во всем ее сосредоточенном виде сквозила готовность загнанного в угол зверя отчаянно защищаться.

Зная в совершенстве несколько европейских языков, Григорий, к своему стыду, слабовато разбирался в языках тюркских. От поляка подобных познаний ждать тем более не приходилось. С проводниками они были вынуждены общаться в достаточно примитивной форме с помощью жестов. В общем, вышла заминка. Так бы они и сидели – грек, задумчиво поглаживая успевшую отрасти за прошедшее время бороду, поляк, нервно подергивая усиками, если бы инициативу неожиданно не взяла на себя сама незнакомка.

– Мое имя Сайхан-Доланьгэ, я дочь мурзы Карачи, – гордо вскинув голову, произнесла она почти на чистом русском языке. – Отец щедро отблагодарит храбрых воинов за мое спасение.

– Вот так удача нам подвалила, пан Григорий, – подал голос поляк. – Дочь самого Карачи, да еще и красавица какая. Эх, ее бы обратно в Искер Ермаку Тимофеичу подбросить. Делу бы польза вышла немалая.

Услыхав имя казацкого атамана, татарка вскочила на ноги, но Григорий успел схватить ее и усадил обратно.

– Не бойся, тебя никто не тронет. А ты, пан Адам, чего это так печешься о Ермаке и его походе? Коль Сибирь к России присоединим, так недолго вам, гляди, со шведами на Балтике хозяйничать.

– Слово – к ответу, а хлеб – к обеду, – ощетинился бравый поляк. – Так у вас, что ль, на Руси говорят? Все равно ведь девку не повезем обратно, ясное же дело.

– Не держи зла, девица, – грек развел руками, – да только отблагодарит отец твой нас стрелой каленой в лучшем случае. Меня зовут Григорием Никифоровым, а этот неучтивый, хоть и в университетах обученный, господин – Адам Каминский из далекой Варшавы, что в Речи Посполитой. Ты-то как оказалась здесь? Из Искера бежала после взятия?

– Кучум бежал, Карача бежал, нас, женщин, не спросили, – глаза татарки сверкали страстью и гневом, – повели за собой. А я бы лучше сражалась, чем наши прославленные богатыри. Псы трусливые! Казаков горсть всего была, а они…

– Да, Кучум особой храбрости не выявил, это точно, – отметил Григорий, хитро подмигнув Адаму. – И все же, как одна посреди реки оказалась?

Сайхан слегка поникла.

– Отец замуж за Кучума отдать хотел. Да только он старый и мерзкий. Не то что славный Маметкул! На привале сбежала. Все так от русских улепетывали, что даже на поиски время тратить не стали.

– Но это же верная смерть!

– Лучше смерть, чем объятья жалкого слепого хана, не сумевшего защитить свою землю!

– Справедливо девка говорит, – опять вмешался в разговор Адам. – Я в лагере перед боем с этим упырем чуть лоб в лоб не столкнулся. Жуткий тип, честное слово. Как представишь себе его и эту молодку… брр!!! Ты, кстати, откуда русской речью владеешь так здорово?

– Да от рабов русских, коих наши витязи из походов приводили, – в дочери мурзы вновь заиграла гордость. – У нас их всегда было превеликое множество.

Григорий постарался пропустить мимо ушей сию браваду. Татарские набеги, особенно из Крыма и Приазовья, действительно опустошали русские земли просто катастрофически. Прошло больше десяти лет, но в его памяти все той же болью отдавался набег орды Девлет-Гирея и пепелище, оставленное от родной Москвы. Правда, уже в 1572 году страшное стодвадцатитысячное войско крымцев, ногайцев и турок удалось наголову разгромить в пятидесяти верстах южнее столицы и, несмотря на гигантское численное превосходство противника, перебить его почти полностью и утопить в Оке. Молодинская битва по значимости не уступала легендарной Куликовской Дмитрия Донского и поражающему своим филигранным тактическим замыслом стоянию на Угре Ивана III. Грек гордился своим участием в столь жизненно-важном для Родины событии.

– И что прикажешь с тобой делать? – в итоге спросил он у гордячки. – Со слугами твоего отца встречаться в ближайшее время мы не намерены, татарских улусов никаких поблизости тоже не намечается.

– Ну, тогда придется оставить ее здесь с медведями знакомиться, – злобно буркнул поляк, размешивая в котелке какое-то варево.