Дарья Иволгина - Новгородская ведьма

Сольмира тянула нить и вместе с нитью тянула бесконечную песню.

Наталья сидела в уголке, слушала, поглядывала, помалкивала — все гадала: кто она такая, эта Сольмира, как вошла в этот дом и почему Неделька ее пустил. Чудилось в страннице нечто такое, чему лучше бы оставаться в тайне, на белый свет не выходить.

Работала она на удивление искусно, нитка бежала из пальцев тонкая и крепкая, как будто не свивала ее мастерица, а так и вытягивала из кончиков пальцев, точно паучиха.

Наталья вдруг задумалась. Ведь и ей придется рано или поздно овладевать всеми этими древними ремеслами.

Сольмира любила, оборвав пение, рассказывать о том, что делала. Точнее говоря, она не рассказывала, а что-то бормотала, как будто погруженная в транс, но из этого невнятного «воркования» Гвэрлум научилась вылавливать «информацию» — и таким образом узнала для себя немало любопытного.

— Летит сокол, навстречу ему соколица, а камень белый под ними, в волнах синих, плачет горючими слезами, — припевала Сольмира. — Плачет-заливается, а посреди него овечки стоит. Поймай овечку, поймай белую, остриги ее ножницами, да гляди, не порань. Да не след отмывать остриженное руно, пусть на нем останется жирный пот — мягче и прочнее будет… А знаешь, где лучше овцу стричь? — вдруг прерывала Сольмира монотонное пение-говорение и обращала прямо на Гвэрлум прозрачные синие глаза.

Гвэрлум тихо отвечала, стараясь попадать в тон:

— Уж открой мне, матушка, просвети ты меня, темную.

Сольмира успокоенно кивала, и вновь начинала литься ее песнь…

Лучше всего подходит для прядения та шесть, что расположена у овцы сзади и по бокам — подшерсток мягок здесь и короток, а шерсть — толще, длиннее и не так скручена.

С чего начинают прядение? А с того, что погружают руки в руно. Осторожно разделяют шерсть пальцами, осторожно, осторожненько…

Пальцы Сольмиры шевелились, показывая — как. Выходило нежнейше. Гвэрлум тихо кивала, запоминая. Ей нравилась мастерица. Забывалось в эти мгновения ее странное, «пупсовое» лицо, забывались странные, очень синие, как будто нарисованные на пластмассе глаза — одно только оставалось, ее великое женское ремесло.

Если волокна хорошенько разобрать, пот шерсти не склеит кончики волокон, не будет ни комков свалявшейся шерсти, ни остатков растений — а трава да листья всегда в руне застревают, сколько ни чеши овечку гребнем.

А вот гребни все одно понадобятся — и простые, и карды. Что есть карды? Всего-то навсего дощечка с рукоятью, густо утыканная металлическими шипами. Щетка, то есть. Ткацкий гребень — с двумя рядами длинных зубьев, вроде грабелек.

Расчесав руно, надлежит намотать очес на верхний конец прялки — деревянную жердь. Свободный конец прялки засовывают за пояс или вбивают в землю.

Сколько таких прялок, не изменившихся со времен каменного века, и поныне стоят в заброшенных русских деревнях! Сколько их спасли от гибели этнографические экспедиции, забрав в музеи! А вот смотри ты, сидит перед Натальей-Гвэрлум живая «носительница культуры» и тянет нитку, и тянет нить своего рассказа…

И прялка перед ней точно такая, как в музее, с раскрашенными лошадками и женщиной посередине. У женщины руки подняты вверх, а сверху на нее падают капли воды. Капли — синие, женщина — белая, лошадки — красные. «Древнерусская картина мира».

Гвэрлум мало увлекалась собственно «древнерусским», но ремесло, о котором говорила-пела Сольмира, принадлежало всем женщинам, независимо от их происхождения. И эльфийские красавицы точно так же пряли руно, как самые обычные русские крестьянки. Эта технология неизменна, что в мирах фэнтези, что в исторической реальности.

А случись третья мировая, после которой, как плоско шутили, четвертая будет вестись опять каменными топорами, — и «современные» женщины засядут за такие же прялки…

В общем, Гвэрлум была внимательна.

А Сольмира все продолжала:

— Плачь, белый камень, стоит на тебе красная женщина, руки к небу подняты, по небу лошади летят, у лошадей гривы острижены, волосья с этих грив на прялочку намотаны… Прядись, прядись, моя ниточка, я сошью из тебя белое платьице, надену платьице — пойду навстречу милому… Гляди ты, как нитка побежала — это она навстречу своему счастью бежит…