Дарья Орехова: Амулет для ведьмы

Кое-где возлегая в долинах, а кое-где цепляясь за горные пики, упиваясь в многочисленных речках и речушках, утопая в болотах, низвергаясь в ущелья, тянясь к небу и проникая глубоко в земные недра, простиралась прекрасная страна Велиция. Нет, она не такая уж гордячка и не сама придумала себе подобное имя, это ее люди назвали так. Ну, полюбили они ее, что ж жеманиться да отнекиваться? Она их тоже полюбила и дарила им долгий срок жизни. Человек мог бы счастливо прожить более пятисот лет, только вот что ему не живется то? Вот, казалось бы, вериты, доверенные люди царя, могли бы себе жить, да не тужить, да недостатка ни в чем не знать. Так нет, кладбище веритов регулярно пополняется. Да и не кладбище это вовсе, так, стена с именами да надписями. Найти погибшего верита часто задача не из легких, не сидится им в расписных палатах.

Сколько Велиция себя помнит, ее все трясет да перетрясает. Вот недавно придумали: основали новую веру, разделив мир на добро и зло. Доброму богу, Лейгу, поклоняться начали, от злого, Тагор-ва, отрекаться. Да с магами ужиться новая вера не смогла. И магов больше не стало. Частично они и сами виноваты оказались. В стольном городе находилась большая Академия, слушатели изучали в ней азы запретных наук, а потом потихоньку разбредались по Магическим Школам, кому какая больше по душе была. Да только не соперничать меж собой эти Школы оказались не способны. И соперничество это перешло в открытое противостояние. Адептов стали набирать из недоучек, таких легче было окрутить, убедить в своих идеалах. Старой системе пришел конец, и, как водится у людей, ее вырвали с корнем.

Храм Лейга же принес не только новую веру, он быстро занял только-только опустевшую нишу во власти и в обществе. Для контроля над наследием магов в Храме была создана собственная Школа — демонологов, а для контроля над самими магами и приверженцами старых исповеданий — инквизиция.

Солнце уже встало и залило округу оранжевым светом. Было прохладно, и Сэлли, поежившись, накинула плащ. На ходу застегивая его, она поспешила вслед за мужчиной, несущим ее сумки. Тот пересек размашистым шагом просторный двор и, подойдя к привязанной к опоре навеса лошади, начал не спеша и аккуратно прилаживать сумки к седлу. Сэлли стояла рядом и, теребя край своего темно-синего плаща, смотрела на Него. Этот плащ — Его последний подарок ей. Не прощальный, а последний подаренный с любовью. Тогда еще с любовью, точнее говоря.

Она смотрела на Алина, как ей казалось, в последний раз. Ей казалось, что сейчас, покинув поселение демонологов навсегда, она тот час же должна перестать любить его. И наслаждалась последними мгновениями этой своей любви.

Алин помог ей сесть на лошадь, а потом впервые за последний месяц взглянул Сэлли в глаза. Сегодня он перестал жалеть себя, ведь его проблема уезжала вместе с ней. Но теперь он чувствовал себя виноватым перед ней, ему было по-настоящему жаль ее. И Сэлли стало противно. Это чувство было отвратительно и, наконец, просто унизительно, далеко от чувства большой и светлой первой любви. Она попыталась изобразить спокойствие и что-то вроде радости перед путешествием, но рука, потянувшаяся к свистку, висящему на тесемке на шее, затряслась и с трудом донесла его до губ. На свист из-под крыльца выскочил крупный черный пес с лохматой длинной шерстью и холодными светлыми глазами — гроза впечатлительных.

— Пошли, Упырь, — скомандовала Сэлли.

Пес неспешно с достоинством пробежал сквозь отворяющиеся ворота, за ним послушно последовала лошадь девушки, Малинка. У ворот Сэлли обернулась, чтобы уже в самый последний раз взглянуть на Него. И на крыльце за его спиной увидела Лиру — уже неделю как любимую жену Алина. Обе они поспешно отвернулись.

Рядом с Сэлли уже стоял Шкеффи, ее старый добрый друг. Он появился как всегда неожиданно, как будто из ниоткуда. Когда-то она даже всерьез полагала, что Шкеффи не человек, а доброе приведение. Ему она обещала передать его родственнику в столице одну их семейную реликвию. Вот только до столицы ей как до звезды, но, быть может, удастся передать эту безделушку с каким-нибудь караваном.

Шкеффи подвесил маленький мешочек на створку ворот. Сэлли сняла его и сунула в карман.

К вечеру стали собираться тучи, клятвенно обещая щедро пролиться дождем. Заночевать в холмах Сэлли уже не могла никак — Малинка ненавидела эти падающие с неба капельки и никогда не простила бы такого пренебрежительного отношения к своим фобиям. Пришлось свернуть к деревне, хоть ее там и знали, точнее, знали их. Уже на подходе к Засекам дождь стал ощутимо накрапывать, а Малинка ощутимо переживать по этому поводу. Сэлли решила этот вопрос, набросив свой плащ на неженку. Накидка укрыла только переднюю часть лошади и смотрелась несколько странно, как сгорбившийся кентавр, угрюмо бредущий под дождем, но лошадь это вроде бы устроило, и она лишь фыркала время от времени до тех пор, пока ее не завели наконец-то под навес.