Сесил Рот - Иудеи в Венецианской республике. Жизнь в условиях изоляции

Традиционная деловая сметка в сочетании с развитой инициативой и свойственными тому времени суевериями толкала венецианских евреев к занятиям алхимией. Ею в Венеции в 1590 году занимался один нееврей по имени Мамуньяно; он преуспевал, чему, однако, больше способствовала доверчивость его клиентов, чем его собственные технические достижения. Наверное, на его примере в последующие годы выросла популярность такого рода занятий. Склонность к алхимии, видимо, была наследственной. Шемайю да Модена, дядю Леоне, такая склонность за несколько лет до того довела до смерти. Авраам Каммео, римский врач, которому следовало быть умнее, с воодушевлением занимался этой псевдонаукой. В 1603 году он уговорил Леоне присоединиться к его экспериментам в период, когда тот оставался без работы. Дело не принесло никаких результатов; но посеянные им семена упали на удобренную почву. В 1614 году Марко, сын Леоне, сам начал заниматься алхимией вместе с одним священником по имени Джузеппе Грилло. Первые опыты оказались столь многообещающими, что весной следующего года они вдвоем устроили лабораторию в Старом гетто. Достигнутые ими результаты произвели глубокое впечатление на Леоне, который никогда не отказывался от легкой наживы. Он и сам продал десять унций чистого серебра, которое, по слухам, получилось из смеси унции драгоценного металла с девятью унциями свинца. Некоторое время он уверенно смотрел в будущее, ожидая ежегодного дохода в тысячу дукатов при минимуме усилий. Однако применяемые алхимиками химикалии оказались настолько ядовитыми, что свели все самые многообещающие достижения на нет. Вскоре кровоизлияние, вызванное парами мышьяка, вынудило экспериментатора отказаться от своих опытов; через короткое время он умер.

Так еще одна надежда на восстановление фамильного состояния окончилась неожиданной неудачей.

Среди венецианских евреев процветали и другие суеверия, распространенные в то время. В таких вопросах население Венеции относилось к евреям с большим почтением. В гетто можно было найти астролога-любителя, который составлял гороскопы; у него была обширная клиентура. В начале XVI века Марко Кало, выдающийся врач (которого, однако, один недоброжелатель-единоверец обвинил в отравлении больного из корыстных соображений, хотя Кало впоследствии полностью оправдали), предсказал войну Камбрейской лиги против Венеции. В марте 1513 года он же призывал дожа не тревожиться из-за солнечного затмения, которое не сулило Венецианской республике ничего плохого. Неевреи пристально изучали еврейский календарь, особенно те, кто хотел сколотить состояние, предсказывая результаты лотереи с помощью каббалы. Один венецианский еврей научил Вичарда Вальвассора, «как изготовить магическое стекло, способное представить что и кого угодно в желаемом виде». Однако неуклюжий немец утратил секрет из-за своей рассеянности.

С не меньшим воодушевлением евреи занимались не столь зрелищными, зато более практичными науками. Говорят, что носовой платок впервые представил современному обществу один еврей из Феррары; несомненно, такое изобретение довольно рано переняли и в Венеции. Марко Рафаэль, перешедший из иудаизма в христианство и сыгравший некоторую роль во время так называемого развода короля Англии Генриха VIII, за некоторое время до этого получил награду сената за изобретение новых невидимых чернил — полезного средства в прославленной тайной дипломатии Светлейшей республики. Именно в Венеции Мордэхай Яффе, один из самых известных польских раввинов своего времени, десять лет, начиная с 1561 года, изучал астрономию. Врач Авраам Вециньо, издавший в 1626 году еврейский календарь на 40 лет на испанском языке, считался одним из самых передовых астрономов своего времени. Его примеру последовал доктор Давид Валенсии, который издал такой же труд на итальянском языке. Эммануэль Порто, он же Менахем Сион Раппапорт, родившийся в Триесте и живший в Падуе, завоевал себе доброе имя в научных кругах и издал ряд трудов по географии, астрономии и математике на иврите, латыни и итальянском.

Один порок, распространенный в эпоху Возрождения, нашел особенно много приверженцев среди евреев. «Я видел в Италии, — писал Иммануэль Абоаб в начале XVII века, — много мест, куда благородные господа приходят вместе, дабы развлечься (как они это называют), и видел я многих разорившихся и обнищавших из-за костей, карт и прочих азартных игр, Сколько домов видели мы разоренными, сколько состояний утраченными из-за любви к азартным играм,» Многие игроки, не способные удержаться от своего пагубного влечения силой воли, давали торжественные клятвы полного воздержания. Свои обеты они, для большей действенности, записывали на пустых страницах своих Библий. Однако было известно, что в некоторых случаях даже такого средства оказывалось недостаточно. Раввины на кафедрах указывали, что, по еврейскому праву, выигрывать деньги в азартные игры равносильно воровству; но все напрасно. Светские власти общины бушевали, но также не добились особых результатов. Только в трудные времена, например во время эпидемий чумы или преследований, этот порок сдерживался, в надежде умилостивить Всевышнего; но исправление редко переживало тот или иной кризис.