Никита Тихомиров: Хождение в Похъёлу

Но самое главное, что свершилось за время их нахождения в пэ-тойо, это, конечно, получение ими настоящих имён. Теперь каждый имеет взрослое имя, которое переходит к живым от предков. Харакко испрашивал умерших и с их согласия передавал имена молодым охотникам. В этот день, когда все имена были произнесены, Тыйхи подал каждому из них по два жбана веселящего напитка с крепким малиновым вкусом — один в честь предков, другой во здравие живущих. Всю ночь тогда сквозь дощатые стены Дома предков пробивался свет мечущегося пламени и гвалт молодых голосов, повторяющих слова магических песнопений. А когда под утро молодые охотники, пошатываясь, расходились по своим кувасам, весь мир, все духи приветствовали их как вновь рождённых, зная каждое новое имя, выпрошенное Харакко из Вечности.

А каково будет, когда посвящённые очутятся посреди стойбища Сууто, и под горящими любопытством взглядами в окружении толпы будут произнесены их новые имена?! Люди узнают волю предков, вознаградивших лучших из молодых именами выдающихся героев.

А вскоре после этого наступит благодатная и суетная пора — потянутся, разойдутся по лесным тропам охотничьи ватаги, пойдут по реке вереницы рыбачьих лодок. Взовьются сизые дымы над походными стоянками Сууто, и вся земля будет знать, что начинается большой промысел.

Новообращённые охотники будут трудиться наравне со взрослыми, и никому не придёт в голову отправить их пораньше на боковую, потому как теперь они уже настоящие мужчины, а значит сами себе хозяева. И понесётся, круша сухостой в чаще, замечется по болотным прогалинам могучий лось, забьётся в чащу толстомордый медведь, взовьются к небу несметные стаи гусей и уток, заплещется рыба на долгих речных плёсах. Бойтесь, бойтесь все — это идут молодые охотники Маакивак!

— Эй! — долетел до его слуха еле слышимый оклик. Юноша поднялся с ложа и, опираясь на все четыре конечности, подобрался к выходу, замер, не решаясь выглянуть и надеясь, что звук повторится. Он боялся, что это какая-то проверка, устроенная хитроумным Харакко. Очень не хотелось бы оступиться под самое завершение испытаний. Но когда его окликнули снова, понял, что зовут из соседнего куваса — туда Тыйхи определил Итки. Очень медленно и боязливо он выглянул наружу и увидел торчащую из хижины справа лохматую голову друга.

— Эй, Атхо, как ты?

И до Пойкко (нет, уже совсем не Пойкко) только сейчас дошло, что Итки (который теперь тоже не Итки) зовёт его новым именем. Молодой охотник широко улыбнулся.

— Сижу, — отозвался он и подмигнул другу. — А ты, Алмори?

— Сижу! — откликнулся тот и шмыгнул, расплываясь в горделивой ухмылке.

Третье из героических имён досталось Калхе. Заслуженно досталось, как самому умелому и ловкому. Так и должно было быть. Они с Итки в обиде не были. Носить имена отважных братьев Вёёниемина — да об этом все мальчишки грезят с самого раннего детства! Они не слишком удивились, когда на церемонии Харакко подозвал к себе Калху и выкликнул его новое имя — так случалось время от времени, когда лучшему давали столь почётное прозвание. Когда им самим дали столь чтимые в народе имена, оба оказались в растерянности. Они не считали, что достойны такого дара. Но помощник ноия во всеуслышание заявил, что те, кто протянул руку помощи своему сопернику, не забыв в пылу состязания о межродовом родстве, поступили как братья, а потому достойны прозываться именами братьев Вёёниемина. О, как смотрели на них троих все сверстники!

Их вспугнул Тыйхи. Помощник колдуна появился на тропе со стороны Дома предков. В руках он нёс покачивающиеся полупрозрачные бурдюки с водой. В согбенной его фигуре чувствовалась необычная лёгкость, волосы трепетали от быстрой ходьбы. Новообращённый Атхо постарался подальше отодвинуться от выхода. Он слышал, как старик по очереди окликал постящихся, давая каждому напиться. Вскоре шаркающие по сухой земле шаги послышались совсем рядом. А потом ноги Тыйхи остановились против входа в его кувас.

— Наречённый Атхо! — окликнул старик. Юноша зашевелился. Услыхав шорох, Тыйхи опустился на землю и, пыхтя точно медведь, всунулся в хижину. Уселся на входе и протянул парню наполовину опорожненный бурдюк.

Атхо жадно глотал студёную родниковую воду.

— Оставь другим! — усмехнулся Тыйхи, сверля крохотными глазками молодого охотника. Атхо с сожалением и оставшимся непогашенным чувством жажды вернул бурдюк старику.

— А я к тебе с вестью, — продолжал меж тем Тыйхи. — Твой исавори, Каукиварри, уходит. Просил приглядеть за тобой.