Эмилио Сальгари - Последние флибустьеры

— Если эти вóроны хотят испугать меня, они ошибаются, — пробормотал гасконец. — Должно быть, это всё шпионы маркиза де Монтелимара, а поэтому вина для них у меня не будет.

И он сдержал свое слово. Не раз некоторые из этих подозрительных типов заходили в таверну и просили выпить, но дон Баррехо, извиняясь, что бочки были благословлены совсем недавно, а призраки могут вернуться, полушутливо-полугрубовато поскорее выталкивал их. В этот день в таверне «Эль Моро» не было продано ни одного бокала вина: угрюмое выражение лица владельца отпугивало любого.

К вечеру ураган возобновился с прежней силой, ибо Панама, город частых засух, оказался податливым и на длительные наводнения. В этот час Панчита покинула таверну, а ее муж с грохотом закрыл дверь; пусть соседи поймут: он не желает, чтобы его беспокоили.

Трактирщик вытащил из шкафа поржавевшую кирасу и шлем и принялся яростно начищать то одно, то другое, как обычно что-то бормоча себе под нос. Потом, посчитав, что они достаточно блестят, он взял лампу и початую бутылку агуардьенте и спустился в погреб, чтобы посмотреть, в каком состоянии находится Пфиффер. Он забрался на большую бочку, приподнял крышку и спрыгнул в обширный резервуар, стараясь не задеть бедного фламандца, свернувшегося клубочком на дне.

— Э-эй! Мастер Арнольдо, — окликнул гасконец, сильно встряхнув спящего. — Долго вы еще будете переваривать вчерашний ужин?

Сначала ответом ему было только хриплое рокотание, потом губы несчастного шевельнулись, словно силясь произнести какие-то слова.

— Говорите, говорите, мастер Арнольдо, — сказал гасконец и поднес лампу к самому лицу пленника. — Хотите пить?

— Та… пить…

— Всегда к вашим услугам, мастер Арнольд.

Трактирщик протолкнул пленнику в рот горлышко бутылки и удерживал его, пока фламандец не сделал несколько глотков. Тогда дон Баррехо посмотрел бутылку на свет: она была наполовину пустой.

— Превосходно, мастер Арнольд, не так ли? Ручаюсь, вы с момента своего рождения не пили ничего подобного.

Фламандец ничего не ответил. Повторно опьянев, он снова свернулся клубком и захрапел.

— Оставим его в покое, — пробормотал дон Баррехо. — Пусть отдохнет. Не стоит выливать в него всю бутылку. Это было бы крайне непредусмотрительно.

Трактирщик взобрался на бочку, поставил на место крышку и вернулся в таверну, чтобы облачиться в кирасу и шлем.

— Вот я и вернулся в воинскую братию, — вздохнул он. — Эх!.. Ведь были же славные времена!.. Драгинассе некогда было ржаветь. Кто знает. Может, эти времена вернутся.

Четверть часа спустя насквозь промокшая Панчита вернулась в сопровождении красавца лет тридцати, с бронзовым, как у индейца, цветом лица и с черными усами, придававшими ему воинственный вид. Дон Баррехо не слишком преувеличивал, когда говорил Панчите о бычьей силе ее брата, потому что вновь пришедший и в самом деле был сложен из кучи мускулов и мог перешибить кулаком даже бычьи ребра.

— Ты нанял тележку, Риос? — спросил дон Баррехо.

— Да, шурин, — ответил красавчик.

— Ты знаешь, чтó нам предстоит сделать?

— Сестра мне все объяснила.

— Шпагу-то ты хоть прихватил? Дело может плохо кончиться.

— Ты же знаешь, что я больше привык орудовать дубиной. Вот ее я взял с собой.

— Тогда за дело. Панчита, посвети.

Мужчины спустились в погреб, не без труда подняли большую бочку и, изрядно помучившись, водрузили ее на тележку, стоявшую у дверей таверны. Бочку установили в вертикальном положении, чтобы не нарушить сон фламандца.

— Запри дверь и никому не открывай, — предупредил дон Баррехо Панчиту.

— Когда ты вернешься? В какое еще приключение ты вляпался, милый? Мы так спокойно жили!..

— Когда речь заходит о сокровищах великого касика Дарьена, нельзя колебаться и поднимать руки, женушка, — ответил гасконец. — Да и потом в моих венах течет кровь ста тысяч авантюристов, и я уже начал быстро стареть в этой своей таверне. Риоса я отошлю назад. Он составит тебе компанию до моего возвращения.

Гасконец обнял жену и пристроился позади тележки, тогда как могучий кастилец тянул повозку лучше всякого мула.

Эта ночь была не лучше предыдущей. Ветер несся над темными улицами с тысячей завываний, ломая длинные листья роскошных пальм и опустошая сады; дождь ни на мгновение не прекращался.

Брат Панчиты и дон Баррехо, — один из них тянул тележку, другой — толкал, — уже добрались до конца улицы, когда навстречу им вышли трое мужчин, находивших наслаждение в водной купели и мирно беседовавших между собой.