Эмилио Сальгари - Последние флибустьеры

На небе тем временем появилась луна, бросавшая на воды Маддалены блестящие серебряные блики, когда индеец и его спутники, шедшие через лесок с большими предосторожностями, держа аркебузы наготове, заметили костры маленького лагеря испанцев.

— Ты видел, где находится лодка? — спросил дон Баррехо у индейца.

— Видел.

— Ах, я и забыл, что ты, необыкновенное создание, все видишь, чувствуешь и слышишь. Как нам подойти к ней незамеченными?

— Надо пойти вдоль дюн. Они достаточно высоки, чтобы скрыть нас, если пойдем пригнувшись.

— Наверняка они оставили часового, — заметил Мендоса.

— Один укол драгинассой, и все будет покончено. Спускаемся к дюнам.

Они оставили пальмовую рощу, которая заметно поредела, и спустились на берег, оказавшись посреди песчаных бугров, намытых потопом.

Они хорошо видели испанцев, сидевших с трубками во рту вокруг двух костров. Воздух был наполнен тяжелым зловонием: вероятно, от жира черепахи, оставленной авантюристами в живых. Эта несчастная рептилия пошла и на завтрак, и на обед. Однако давно известно, что испанцы воздержаны в еде еще больше, чем турки. Когда они находятся в походе, то могут удовлетвориться одной лишь крохотной сигарой в полдень, луковицей на закате и серенадой, если взяли с собой гитары.

Дон Баррехо внимательно пересчитал их.

— Шестеро, — сказал он. — Добавим сюда пленника, а куда же ушел еще один? Этот седьмой испанец беспокоит меня.

— Почему, дон Баррехо? — спросил Де Гюсак.

— Потому что я уверен, что этот седьмой сторожит каноэ.

— Мы унесем лодку у него из-под носа, — сказал Мендоса. — Вперед, и держите палец на спусковом крючке. Я уверен, что дело пахнет порохом.

Низко пригнувшись к земле, все еще ведомые индейцем, они пошли через дюны, пока не оставили за собой костры испанцев. Перед ними на песке стояло каноэ. Одного толчка хватило бы, чтобы оно оказалось в воде.

— Кого-нибудь видишь? — спросил дон Баррехо у индейца, не перестававшего оглядываться по сторонам.

— Да, чья-то тень.

— Человек?

— Наверняка.

— Тот, который сторожит каноэ?

— Я так думаю.

— Мендоса, ты ведь всегда хвалишься меткостью своих выстрелов, не так ли?

— Иначе мне не было бы места среди флибустьеров, — ответил баск.

— Убери-ка этого человека, а мы тем временем столкнем в реку каноэ.

— Мне хватит одной пули.

Он уперся ногой в твердый песок дюны, поднял аркебузу и с большим тщанием прицелился в тень, видневшуюся возле каноэ. Дон Баррехо и другие готовы были броситься вперед, чтобы ввязаться в ожесточенное сражение ради захвата судна, куда более управляемого, чем плот.

Тишину ночи разорвал звук выстрела. Послышался крик:

— К оружию!..

Но часовой упал, сраженный меткой рулей баска.

В лагере испанцев послышались крики.

— К оружию!.. К оружию!..

Двое авантюристов и индеец, проворные, как белки, столкнули в воду каноэ, а баск побежал к ним.

— Стой!.. — завыли пять-шесть голосов. — Стой!..

— Сейчас!.. Поймайте-ка нас! — крикнул в ответ дон Баррехо, отталкиваясь от берега веслом.

Раздалось несколько выстрелов из пистолета, но расстояние, к счастью для авантюристов, уже было слишком большим.

— Правьте на середину!.. — крикнул Мендоса, схватив аркебузу Де Гюсака и выстрелив во второй раз.

Стремительное течение подхватило каноэ, а волны вытолкнули его в правый рукав Маддалены. Не прошло оно и сотни метров, как вдалеке, вверх по течению, послышались выстрелы.

Еще одно каноэ неслось по серебрящимся водам Маддалены. В нем находились три человека.

— Там ли маркиз? — спросил дон Баррехо с некоторой тревогой. — Мендоса, ты все еще уверен в своей меткости?

— Да, если мессер Вельзевул не махнет хвостом, — ответил баск.

— У меня слишком много счетов с его превосходительством сеньором маркизом, моим соотечественником.

— Попробуем преградить им дорогу тремя выстрелами, — предложил баск, перезаряжая аркебузу. — Они еще далеко, но хороший стрелок вроде меня может достать их с двух тысяч шагов. Пусть подойдут поближе.

А со второго каноэ, несшегося с огромной скоростью по реке, беспрестанно палили. Трое находившихся в лодке людей, встревоженных криками их товарищей, стреляли наугад, в надежде на случайное попадание. Но — увы! — они не были ни флибустьерами, ни буканьерами, и пули пролетали слишком высоко.

— Теперь твой черед, Мендоса, — грубо сказал дон Баррехо. — Сердце мне подсказывает, что в той лодке сидит маркиз, тот самый маркиз, который убил моего соотечественника.