Василий Костовинский - Под небом Лузитании. От пришествия до полуночи

Но самое удивительное заключается в том, что, увидев Степана впервые, я принял его за нескладного и долговязого парнишку, которого по хилости комиссовали из армии. Просторная рубаха, широкие штаны и простецкое личико придавали ему вид юнца, которому папаша презентовал свои личные вещички для поездки в далёкую и неизведанную Португалию. Меня просто изумило, когда Володя по секрету шепнул мне на ушко, что этому парню уже за тридцать и у него две дочери школьного возраста. Но настоящее потрясения ожидало меня поздно вечером, когда Степан перед сном непринуждённо сбросил маскирующую его одежду. Такого идеального, богатырского телосложения я в жизни моей ещё ни разу не видел! И это была не гипертрофированная мощь профессионального культуриста, а природная красота сильного, крепкого и в тоже время невероятно гармоничного мужского тела.

На следующее утро Володя, по своей ловеласовской привычке, принялся заигрывать с горничной, которая готовила соседний номер к предстоящему въезду новых постояльцев. А та, воспользовавшись таким случаем, попросила заморского любезника помочь ей передвинуть шкаф в подсобном помещении. Я имел неосторожность как раз проходить мимо и каховчанин тут же ухватил меня рубаху:

– Василий! Не в службу, а в дружбу, помоги нам передвинуть шкафчик в вещевой кладовке!

Но на поверку шкафчик оказался огромным трёхстворчатым шифоньером, который был доверху набит всё ещё влажным постельным бельем. И как мы ни пыхтели, ни кряхтели, но даже втроём сдвинуть эту громадину с места так и не изловчились.

– Нужно разгружать шкаф, – высказал я моё компетентное суждение. – Вот тогда, хоть и с трудом, но мы всё-таки его передвинем.

– Ещё чего! – проворчал Володя, виновато косясь на улыбающуюся горничную, которая вполне годилась ему в тёти. – Ведь шкафчик-то нужно лишь передвинуть в угол, всего на какой-то вшивый метр. Лучше сбегай в наш номер и позови на подмогу Степана.

Когда же я вернулся с тернопольцем, то в кладовке почему-то уже никого не было. Мне ничего не оставалось, как объяснить Степану поставленную задачу и отправиться на поиски хозяйки и её навязчивого каховского воздыхателя. Они оказались в том же всё ещё незанятом номере и их отношения, как мне почудилось, переходили в стадию непринуждённого взаимного сближения. Об этом наглядно свидетельствовала рука Володи, беспечно лежащая на крутом бедре миловидной горничной.

– Володя, угомонись! Не нарушай законы причинно-следственных связей! – бесцеремонно прервал я процесс наведения мостов дружбы между народами. – Сначала услуга, затем благодарность! Если Степан сейчас уйдёт, то тебе придется срочно нанимать бригаду местных лиссабонских докеров!

Володя что-то глухо вякнул и смиренно поплелся за мной, как узник совести на бессрочную сибирскую каторгу. Однако Степана у входа в подсобное помещение мы, к сожалению, так и не обнаружили.

– Ну, вот! Смылся! – раздосадовано забрюзжал каховчанин и без всякой надежды заглянул в открытую дверь кладовки.

Неожиданно лицо моего друга вытянулось, а очи выпучились, рискуя выпасть из широко растворенных глазниц. Я отодвинул моего впечатлительного компаньона в сторону, опасливо заглянул в подсобку и очень осторожно вошёл. Не узрев ничего ужасающего, я попытался потихоньку заглянуть в шкаф. И только тут уразумел, что шифоньер уже стоит в углу, как того и желала наша приветливая и покладистая горничная.

– И как он только умудрился это сделать? – услышал я за спиной сдавленный голос Володи. – Если он просто затолкал его в угол, то на полу должны были остаться царапины. А их нет! Видно, действительно, сила есть – ума не надо!

В последующие дни мы пытались наладить контакт с угрюмым тернопольцем и найти хоть какие-то общие темы для разговора. Но на все наши вопросы он отвечал неохотно и односложно, а иногда и попросту издавал какие-то непонятные рокочущие звуки.

А вот фотодело Степан знал и любил, и мог часами восторженно говорить о фокусах, ракурсах, выдержках и экспозициях. Именно поэтому потеря «Зенита» была для него таким тяжким ударом и невосполнимой утратой.

– И ты не мог скрутить этого бородатого нахала в бараний рог и вышвырнуть его из окна! Или хотя бы галантно спустить его вниз по лестнице! – брызгая слюной, возмущался Володя. – На память о вашей незабываемой встрече он оставил себе твой фотоаппарат и часы! А тебе – синяки, ссадины, да ещё и разбитую губищу в придачу! И ты так безропотно позволил ему себя разукрасить?! В тебе же звериная сила!