Чуфо Йоренс - Я подарю тебе землю

— Увы, если другие меры не подействуют, я тоже предложу подумать об отлучении. Гангренозную конечность всегда отрезают, как это ни жестоко, если нет другого средства спасти жизнь больного. Но следует хорошенько подумать, прежде чем прибегнуть к крайним мерам.

— А вы что скажете, епископ?

Гийем де Бальсарени задумался. Перед ним стоял нелегкий выбор — помочь графине или проявить себя милосердным пастырем. В конце концов он выбрал первое.

— Ваше Святейшество, не мне, бедному священнику, судить о столь важных делах, но раз уж вы спросили моего мнения, то я считаю, что церковь не должна допускать подобных преступлений в своей епархии. Какой пример мы подадим пастве, если начнем позволять подобное сильным мира сего? Если окажется, что это так легко сходит им с рук, все подряд начнут бросать жен.

Эрмезинда не замедлила воспользоваться поддержкой епископа.

— Судите сами, Ваше Святейшество: если вы отлучите от церкви моего внука и его любовницу, то дадите их подданным повод к бунту, а если властитель лишается поддержки вассалов, он бессилен перед лицом врагов.

— Хорошо, графиня, — подвёл итоги Папа. — Да будет так. Гийем, когда прибудете в Барселону, пришлите мне подробный доклад. Если наши подозрения подтвердятся, мы отлучим эту пару безумцев от церкви. И уж будьте добры, графиня, когда документ окажется у вас в руках, не забывайте, кто вам его пожаловал.

— Но, Ваше Святейшество... — вмешался Биларди.

На что Виктор II ответил:

— Сейчас не время для мягкотелости, кардинал. Слишком многое поставлено на карту, сама власть Папы может оказаться под угрозой. — С этими словами он повернулся к Эрмезинде: — Если ваши предчувствия подтвердятся, можете рассчитывать на мою поддержку и помощь.

— Вам никогда не придется сомневаться в моей преданности, — ответила она. — Клянусь Богом, я всегда была доброй христианкой, свято чтившей законы церкви. И умею быть благодарной.

— В таком случае, графиня, ступайте с миром, и да хранит вас Бог!

— С Богом, — ответила графиня.

Когда Биларди провожал графиню и епископа в их покои, Эрмезинда снова опустила на лицо вуаль. Если бы Гийем в эту минуту мог видеть ее лицо, то непременно заметил бы торжествующую улыбку на ее губах.

Тулуза, сентябрь 1052 года

Кортеж был не слишком многочисленным. Два всадника скакали впереди тяжелой кареты, на дверцах которой сиял герб Тулузского графского дома. Кожаные шторки были опущены, оберегая пассажиров от дорожной пыли. Карету тянула шестерка лошадей, запряженных цугом. На козлах восседал кучер с кнутом в руке, а верхом на одной из передних лошадей сидел юный форейтор. Позади кареты, охраняя ее от нападения сзади, скакали восемь всадников с копьями и щитами, одетые в цвета Тулузского дома. Тех же цветов были и чепраки их лошадей. Последний из эскорта вёл в поводу Красотку, любимую кобылу графини. Ещё вчера они пересекли Гаронну в нижнем течении, и с тех пор почти весь день скакали во весь опор. За это время дважды пришлось сменить лошадей.

Капитан, глянув на горизонт, с тревогой заметил, что оттуда ползут тяжелые тучи, темные, словно брюхо осла, готовые вот-вот пролиться ужасающим ливнем. Прекрасно зная характер хозяйки, он не посмел даже заикнуться о том, чтобы остановиться и поискать укрытие, поскольку получил четкий приказ пересечь лес Сериньяк до наступления темноты. В карете сидели графиня Альмодис, ее шут Дельфин и Лионор, первая и доверенная камеристка. Графиня Тулузская выбрала ее из всех придворных дам как самую надежную. Лионор без колебаний согласилась следовать за своей сеньорой хоть на край света, даже рискуя собственной жизнью.

— Дельфин, по-моему, пора, — прошептала Альмодис.

Карлик беспокойно заерзал.

— Вы правы, госпожа. Мы уже на полпути к лесу. Как сообщил шевалье Жильбер д' Эструк, уже скоро нас должны встретить. Вы готовы?

— Я всегда готова — с того дня, когда наш замок посетил граф. С той поры я с нетерпением жду, когда мы с ним будем вместе, — вздохнула Альмодис.

— Вы полагаете, все пройдёт благополучно, сеньора? — спросила Лионор, заметно побледнев.

Альмодис уже хотела что-то ответить камеристке, когда карета вдруг со страшным скрипом зашаталась и встала. Снаружи послышались громкие ругательства, заглушаемые топотом копыт. С вершины высокого дерева неожиданно упали две петли, тут же спеленавшие кучера и форейтора, и сдернули их наземь, к колесам застывшей кареты. Дверца распахнулась, и взору графини явилось мрачное лицо Жильбера д'Эструка, а за его спиной маячил бородатый тип со зверской рожей.