Чуфо Йоренс - Я подарю тебе землю

Епископ побледнел.

— Вот именно поэтому, сеньора, у вас могут возникнуть весьма серьезные проблемы.

— Повторяю, епископ, прекращайте ваши намеки, давайте наконец перейдем к сути.

— Как вам известно, я почти не покидаю пределов епархии Вик. Тем не менее, недавно я по просьбе Его Святейшества совершил путешествие в Барселону, чтобы попытаться уладить дело непосредственно с вашим внуком, не прибегая к вашей помощи. Но увы, попытка оказалась тщетной.

Властный голос графини эхом раскатился по комнате.

— Достаточно, сеньор! Перестаньте ходить вокруг да около и скажите прямо: что случилось?

Епископ Гийем нервно сглотнул, готовясь принять последствия своей миссии.

— Сеньора, ваш внук намерен развестись со своей супругой Бланкой де Ампурьяс, чтобы сожительствовать с женой графа Понса Тулузского, о чем я узнал из его собственных уст. Он собирается привезти ее в Барселону и жить с ней во грехе — в том случае, если Папа не согласится расторгнуть его предыдущий брак.

Брови графини Эрмезинды угрожающе поднялись, а на виске запульсировала вена, и это, как знал епископ, не предвещало ничего хорошего.

На этот раз голос графини показался ему шипением змеи.

— Объясните же мне все без утайки.

Гийем Бальсарени подробно расписал ей положение дел, а под конец показал Эрмезинде Каркассонской письмо Его Святейшества.

Закончив читать, графиня положила тревожное письмо на колени и вновь взглянула на удрученного прелата, с содроганием ожидавшего, слов сеньоры, известной своей решительностью. Он не сомневался, что она любой ценой будет отстаивать свои графства, ради которых стольким пожертвовала, приложила столько усилий, чтобы удержать в повиновении мятежную знать и сохранить их в неприкосновенности сначала для сына, а затем для внука.

— О чем только думает этот оболтус? Я всю свою жизнь положила на то, чтобы исполнить заветы супруга — и что в итоге? Ради бесстыдной и порочной страсти он готов пожертвовать благополучием всего графства Барселонского! Ведь оно непременно восстанет против этого непотребства! Или я должна уступить требованиям этого жалкого Мира Гериберта, имевшего наглость провозгласить себя принцем Олердолы, отдав ему свои права? Но-то не преминет воспользоваться ситуацией! Так вот: ни за что на свете! Не беспокойтесь, епископ, я улажу все сложности с соседом из Ампурьяса и верну внука в лоно семьи. Первым делом сообщу об этом моему зятю Роже де Тоэни; он, конечно, не особо меня жалует, но может оказаться весьма полезен. Его подчиненные засиделись без дела и развлекаются тем, что топчут поля и сжигают посевы, мир им явно не по нраву. Что же касается моего внука, то я лично поговорю с Папой о его неподобающем поведении и дам вам знать.

— Его Святейшество далеко, в Риме, и слишком занят. Не думаю, что Его Святейшество почтит вас визитом, графиня.

— Я еще не так стара. Я сама поеду в замок Ангела и надеюсь, что Папа окажет мне такие же почести, какие оказала бы ему я. От Жироны до Рима ничуть не дальше, чем от Рима до Жироны. Мои мулы — превосходные бегуны, а корабли с завидной быстротой и легкостью бороздят Средиземное море.

Барселона, лето 1052 года

Наконец-то Марти Барбани получил то, к чему так стремился. Благодаря протекции Эудальда Льобета он записался на прием к смотрителю рынков и личному казначею Рамона Беренгера I, Бернату Монкузи, от которого зависело решение многих вопросов. Все эти дни Монкузи был очень занят. Контора прома располагалась в огромном трехэтажном особняке, и, наблюдая, сколько народу ежедневно толпится у его дверей, Марти мог только догадываться, каких усилий стоило добиться у него аудиенции.

С каретного двора мраморная лестница с чугунной кованой балюстрадой и дубовыми перилами вела на сводчатую галерею, куда выходили несколько дверей, возле каждой из стоял слуга. Слуги спрашивали имена посетителей и направляли каждого к нужному советнику, с которыми они уже обсуждали деловые вопросы. Марти поднялся по лестнице на второй этаж и, следуя указаниям Эудальда Льобета, устроившего эту аудиенцию, направился к предпоследней двери.

Марти оказался в роскошной приемной, где горожане, сбившись группами, приветливо переговаривались в ожидании вызова. Врожденное чутье заставило его обратить внимание, что, хотя все они были горожанами, но люди разных профессий держались рядом: торговцы не разговаривали с землевладельцами, а те — с рыцарями. Время от времени в глубине приемной открывалась дверь, появлялся слуга и громким голосом по двое вызывал просителей в порядке очереди. Поначалу Марти не понимал, почему так, но потом до него дошло, что время столь высокопоставленной особы стоит слишком дорого, чтобы устраивать проволочки, а потому второй посетитель дожидался в приемной, чтобы зайти немедленно.