Чуфо Йоренс - Я подарю тебе землю

Надеюсь, что это наследство сослужит тебе добрую службу и избавит от кабалы, в которой прошла моя жизнь. Учитывая, что ремесло солдата не слишком способствует обзаведению имуществом, я мог лишь приобрести сундук и хранил в нем добытые в битвах трофеи. Они накапливались долгие годы, так что теперь я могу оставить тебе неплохое наследство. Учитывая, через какой ад мне довелось пройти, я горжусь своими усилиями и не сомневаюсь, что при должном благоразумии ты станешь свободным и уважаемым человеком, а со временем, возможно, даже одним из промов [12] Особая категория граждан Барселоны, занимавшая высокое положение. Наряду с дворянством, духовенством и самим графом они имели своих представителей в судебных и законодательных органах. Барселоны.

Все это я оставил на хранение Баруху Бенвенисту, чтобы он передал тебе. Надеюсь, ты разумно распорядишься наследством и сделаешь с его помощью немало добрых дел. Надеюсь также, что оно хоть немного возместит тебе годы, проведенные без отца.

Прощай, сынок. Когда ты прочтешь этот документ, меня уже не будет в живых. Помолись за упокой моей души.

Подписано: Гийем Барбани де Горб

Чуть ниже на полях красовалась замысловатая подпись Баруха Бенвениста.

Когда еврей закончил читать, Марти попросил завещание, чтобы прочесть его лично. С минуту он пребывал в задумчивости, затем передал пергамент падре Льобету, чтобы тот тоже прочитал, а сам послал даяну весьма красноречивый взгляд. Тот моментально понял немой призыв, поднялся из-за стола и вышел из комнаты. В скором времени он вернулся в сопровождении слуги, несущего необычного вида ларец, который молча поставил на стол и немедленно удалился. Падре Льобет тут же вскинул голову и воскликнул:

— Клянусь мощами святой Эулалии! Мне хорошо знаком этот ларец. Он отошел вашему отцу в качестве трофея после битвы при Лериде в 1022 году, когда граф одержал победу.

Ларец представлял собой небольшой дубовый сундук, окованный четырьмя полосами железа самого лучшего качества, но при этом имел одну особенность.

— За мою долгую жизнь мне оставляли на хранение самые разные предметы, но никогда прежде мне не доводилось держать в руках подобную вещь.

С этими словами Барух Бенвенист указал на запертый ларец. Тот и впрямь выглядел необычно: вместо обычных запоров его вместе с крышкой охватывали четыре литые чугунные скобы, с обеих сторон каждой из них имелся замок, так что открыть их можно было только одновременно двумя ключами, а чтобы поднять крышку, эту процедуру нужно было проделать со всеми четырьмя скобами. Еврей извлек из глубин бездонного кармана ключ и сказал:

— У вас должен быть другой ключ. Когда я открываю один замок, второй ключ должен находиться в замочной скважине с противоположной стороны чугунной скобы, а вы будете одновременно со мной его поворачивать.

— Помню, как сейчас, как ваш отец объяснял мне действие этого механизма, — произнес падре Льобет. — По всей видимости, этот ларец брал с собой в путешествия мавританский король Тортосы. Без двух ключей, отпирающих противоположные замки, его нельзя открыть. Удивительно тонкая работа!

По знаку Бенвениста Марти с дрожащими руками приблизился к ларцу. Барух Бенвенист вставил ключ и велел Марти сделать то же самое с противоположной стороны. Еврей повернул ключ, но замок не открылся, и лишь когда ключ повернул Марти, послышался легкий щелчок, и язычки обоих замков одновременно втянулись внутрь. То же самое они проделали с двумя другими запорами. Теперь крышку ларца можно было поднять, и Марти, убрав чугунные скобы, торжественно открыл его. Нетерпеливому взору всех троих предстали плоды многолетних трудов человека, который всю жизнь провел в сражениях на границах.

Поверх груды золотых монет, чья стоимость даже на первый взгляд составляла не меньше полутора тысяч сарагосских манкусо [13] Манкусо составлял тридцать пять динаров и содержал четыре грамма золота. Манкусо могли быть сарагосскими, джафарскими (т.е. отчеканенными на монетном дворе Джафара Альмудиса или Мансура Септиса), а также сеутскими. Под конец их стали чеканить и в Барселоне. , покоилась груда драгоценностей самой тонкой работы. Здесь были и тяжелые золотые серьги, и браслет с крупным сапфиром, а на самом верху лежала золотая диадема, достойная королевы, в ее центре сиял огромный рубин в форме слезы — при свечах он полыхал, словно капля крови.

— Как видите, отец оставил вам богатое наследство, — сказал еврей.