Чуфо Йоренс - Я подарю тебе землю

Зрительские трибуны разбились на два лагеря: трибуна горожан явно поддерживала Марти, в то время как дворянская сочла более убедительной версию советника; и лишь трибуна духовенства ещё колебалась. После долгой паузы Бернат снова заговорил.

— Я понимаю, что причины моего поступка не вызывают ко мне симпатии, но надеюсь, что почтенные судьи и публика поймут, почему я так поступил. Да, я вынужден признать, что явился причиной этого несчастья. Я признаю, что собирался выдать замуж за этого человека мою приемную дочь — ну и что? Разве в этом есть что-то противозаконное? Разве не мой отцовский долг — попытаться исправить ее ошибку, виновен я в ней или нет? Разве вы не знаете, что обеспечить достойную жизнь изнасилованной девушке можно, только найдя ей мужа? В этом, уважаемые сеньоры, нет вины верного слуги Барселонского графства.

С этими словами он вернулся на свое место, не сомневаясь, что посеял тень сомнения в душах судей, не говоря уже о толпе, которая всегда была внушаемой.

Трое судей переглянулись и одновременно кивнули. Затем поднялся Бонфий.

— Советник Монкузи, мы считаем необходимым вызвать вашу бывшую экономку, чтобы она подтвердила или опровергла сказанное.

— Я понимаю, сеньор, что она оказалась бы вам весьма полезна, — с издевкой ответил советник, — но, если ваши люди не умеют вызывать духов из ада, боюсь, это невозможно. Я получил известие, что прошлой зимой Эдельмунда умерла от проказы.

Вечером в доме Марти, состоялось другое заседание. На него были приглашены падре Льобет, капитаны Жофре и Феле, который только что вернулся из плавания, грек Манипулос и Омар, за минувшие годы он стал для Марти скорее другом, чем просто управляющим.

Всех прибывающих гостей дворецкий Андреу Кодина провожал в музыкальную гостиную на втором этаже. Вокруг большого камина расставили удобные кресла для гостей, для Марти поставили кушетку.

Первым слово взял Эудальд.

— Итак, друзья, эта партия закончилась вничью. Можно сказать, мечи вынуты из ножен. Горожане на вашей стороне, Марти, чего нельзя сказать о дворянах; что же касается духовенства, то оно, как мне точно известно, ещё не определилось.

— Но ни одно из этих сословий не выносит приговор, — заметил капитан Жофре. — Насколько мне известно, это привилегия графа.

Хитрый Манипулос заявил:

— Не стоит забывать, что лишь немногие избранные имеют возможность нашептывать на ухо сильным мира сего. Пусть даже простые граждане и на вашей стороне, у них нет доступа во дворец.

— Решают все равно судьи, а их ваши аргументы глубоко тронули, — сказал Феле.

Льобет откинулся на спинку кресла и ответил:

— К сожалению, не всех, Феле. Я уверен, что по меньшей мере один из судей подкуплен советником.

— Скажите, Эудальд, какие последствия может иметь для Марти обвинительный приговор? — спросил Феле, не знавший подробностей этого дела, поскольку лишь недавно вернулся из плавания.

— Ужасные, сын мой, просто ужасные.

— Насколько ужасные?

— Litis — это суд чести. Если Марти ее лишится — а согласно правилам, он ее лишится, если солжет в ответ на какой-либо вопрос, советник вправе будет потребовать компенсации, что в данном случае для Марти будет равносильно гибели.

— И наоборот, — вставил Жофре.

— Само собой. Но боюсь, если не найти железного доказательства, все может обратиться против Марти. Я много раз предупреждал вас, чтобы не тревожили улей, Марти. Нужно признать, что Монкузи умен. Он назвал мое имя, понимая, что я не могу дать показания и сместить чашу весов в вашу пользу. А письмо Эдельмунды лишь подчеркнуло в глазах судей, что Аиша была рабыней... Дело принимает дурной оборот. Молитесь о чуде.

У Марти вновь начался жар, крупные капли пота выступили у него на лбу.

— Вам нужно отдохнуть, Марти, — сказал грек. — Если вы себя уморите, будет уже неважно, выиграете вы проиграете. Кто точно останется в выигрыше — так это могильные черви.

— Послезавтра выпадет последняя возможность, и я не могу расслабляться, да и все равно пытаться бесполезно. Вы прекрасно знаете, что это сейчас для меня самое важное. Для счастья мне не так уж много нужно, если я все потеряю, то начну заново с вашей помощью.

Их спор прервал голос Андреу Кодины:

— Сеньор, та самая женщина, что дважды приходила вчера вечером, желает вас видеть, — сообщил он.

— Скажите ей, что сеньор Барбани никого не принимает, пусть придёт завтра, — распорядился Эудальд.