Чуфо Йоренс - Я подарю тебе землю

— А главное, несправедливые. Кто-то решил сделать Баруха козлом отпущения.

— И я даже догадываюсь, кто именно. Хотя мой опыт общения с сильными мира сего говорит, что это может быть кто угодно. У победы тысячи отцов, а поражение — всегда сирота.

— Этот человек — самый изворотливый и скользкий мерзавец, какого я встречал в жизни. Нынешний гнев заглушил даже прежнюю ненависть. Просто удивительно, как ему удалось заслужить расположение графа.

— Так я вам отвечу. Главным его оружием стала лесть; это знает любой придворный, желающий добиться успеха. Как известно, властитель может месяц прожить без пищи, неделю — без воды, и ни единого дня — без лести. Заклинаю вас: берегитесь его, не спускайте с него глаз ни на минуту. Он ни о чем не забыл, ему известно, как вы жаждете отомстить, и при первой же возможности он нанесет вам удар в спину. Но давайте лучше поговорим о наших делах. Что вы теперь собираетесь делать?

— Меня сжигает такой пожар, что я не знаю, как его погасить, — признался Марти. — Не знаю, как поступить, и потому пришёл просить вашего мудрого совета. Но с чего начать?

Священник задумался над ответом.

— Ну, положим, про один огонь мне известно: это Руфь. Я знаю, с каким уважением вы к ней относитесь, но позвольте заметить: обстоятельства сложились так, что у вас появилась возможность устроить свою жизнь, а вы сами топчете свое счастье. Хотя, что и говорить, и на этом пути тоже есть трудности, и пока что непреодолимые.

Марти ошарашенно застыл.

— Но я никогда не говорил вам... — растерянно пробормотал он.

— Я столько всего пережил, Марти, и мои волосы давно поседели. Было бы странно, если бы я не знал о той болезни, что рано или поздно настигает любого. Я знаю, что вы любили Лайю, но Лайя умерла, а жизнь продолжается.

— Ну что ж, признаю, возможно, Лайя была лишь мечтой моей юности, сильно приукрашенной своей недоступностью и долгой разлукой; быть может, я и в самом деле слишком долго цеплялся за эту мечту. Ее смерть стала для меня страшной трагедией и оставила в моей душе глубокий след, я буду помнить о ней всю жизнь. Но эта девушка пробудила в моем сердце те чувства, которые, казалось, никогда уже не вернутся. Я никогда не встречал такой, как Руфь, с ее чувством справедливости, собственным взглядом на жизнь, жизнерадостностью и умением в любых обстоятельствах находить что-то хорошее. Она вернула в мой дом, ставший выжженной пустыней, тепло и уют; ее присутствие разбудило во мне чувства, которые я считал умершими, — тут Марти ненадолго замолчал. — А впрочем, что об этом говорить: ведь все равно нам не суждено быть вместе. Слишком многое нас разделяет.

— Но не забывайте: это знаю я, а другие — нет, — напомнил каноник. — Лучше держите чувства при себе.

— Во-первых, как я уже говорил, я поклялся ее отцу, что буду относиться к ней с уважением и с моей стороны ей ничто не грозит. Если бы я злоупотребил его доверием и нарушить клятву, воспользовавшись тем, что она живет в моем доме и находится в полной моей власти, чувство вины не давало бы мне покоя ни днем, ни ночью.

Каноник кивнул.

— Я вас понимаю. Пусть даже Баруха скоро не станет, вы по-прежнему связаны клятвой, и этого вполне достаточно, чтобы похоронить ваше счастье. К тому же она иудейка, а вы — христианин.

— В том-то и дело. Хотя, если бы это было единственное препятствие, не думаю, что оно бы меня остановило.

— Вы готовы рискнуть даже вечной жизнью?

— Моя вечная жизнь — здесь и сейчас. Когда придет время отвечать за свои деяния, тогда и буду об этом думать. Если я ради какой-то эфемерной мечты должен отказаться от своей настоящей жизни — пусть Бог сойдет с небес и покажется. Разве не сказал Блаженный Августин: «Люби и будь счастлив»?

— Не вынуждайте меня отвечать. Сейчас не время для философских рассуждений и богословских споров, которые так любят вести отцы святой церкви. Кроме того, мое мнение едва ли может быть беспристрастным, поскольку я вас люблю. А теперь ответьте, какие еще пожары в вашей груди требуется потушить?

Марти в нескольких словах пересказал своему другу содержание беседы с раввином Меламедом.

— Как видите, — закончил он. — Стоило кораблю дать течь, и они побежали с него, как крысы.

— Не стоит их винить. Они, в сущности, неплохие люди, просто боятся. Когда все идет хорошо, они, безусловно, смотрят на вещи совершенно иначе. Беда никогда не приходит одна, но не забывайте, что после бури всегда наступает затишье и Господь никогда не посылает испытаний свыше наших сил. Но скажите, что связывает вас с Барухом? Поговаривают, будто бы у вас какие-то денежные дела.