Чуфо Йоренс - Я подарю тебе землю

— Да вы просто циник! — не выдержал Марти.

— Поосторожнее со словами! — прикрикнул советник. — Я, так и быть, готов простить вам это оскорбление, но впредь подобного терпеть не стану! К тому же мне не хотелось бы ссориться с вами из-за какой-то рабыни, которую вы в любом случае себе вернули. Так что предлагаю навсегда закрыть эту тему. У нас слишком много общих интересов, не стоит смешивать дружбу и дела.

— Никакие общие дела нас с вами больше не связывают. И вы не внушаете мне никаких чувств, кроме омерзения. Я лишь хочу заявить: можете попрощаться со своей долей прибыли, которую до сих пор исправно у меня забирали. Не видать вам больше ни доходов от виноградников, ни своей доли от продажи черного масла. Первые я продал, и они мне больше не принадлежат. Как вы сами понимаете, их новый владелец не обязан отдавать вам часть доходов. Что же касается второго, то можете потребовать свою долю у вегера, с которым я уже заключил договор о поставках черного масла на ближайшие пять лет.

— В таком случае, можете поставить крест на вашей торговле в городе.

— Для торговли мне не требуется ваше согласие. Не забывайте, что товары привозят в город на моих кораблях.

— Я так понимаю, вы бросаете мне вызов?

— Думайте, как хотите.

— Если вы рассчитываете выйти сухим из воды после того, как проникли в мой дом и украли оттуда рабыню, которая, что бы вы ни говорили, служила в моем доме, да еще и теперь готовите мне какую-то гадость, то вы просто сошли с ума!

— С ума вы свели Лайю и ее мать. Со мной у вас этот номер не пройдёт.

— Уж не собираетесь ли вы объявить мне войну?

— Понимайте, как хотите, — повторил Марти. — До сих пор ваши потери были чисто материальными, но я не успокоюсь, пока не покрою ваше имя позором перед всем Кагалелем.

Повернувшись к нему спиной, Марти подхватил черный плащ и вышел из кабинета, прекрасно осознавая, что начал серьезную войну, исход которой совершенно непредсказуем. Он чувствовал, как в спину ему глядят с любовью и благодарностью серые глаза девушки с безмолвного портрета.

Все колокола города, начиная с собора Святой Эулалии, отчаянно звонили, собирая народ на площади возле синагоги. Улицы были заполнены крестьянами, вооруженными чем только можно: вилами, мотыгами, луками, копьями, булавами, ножами... На площадях собрались толпы народа, недоумевая, по какому поводу их созвали. Единственное, что не подлежало сомнению: звон набата считался священным, и каждый житель города был обязан откликнуться на его зов. Ряды крестьян все росли.

Марти, отвечающий за работников верфи — плотников, кузнецов, корабелов, такелажников, канатчиков, клепальщиков — уже собирался домой, когда услышал звон набата. Омар, Андреу и Мухаммед, уже почти взрослый, поспешили вслед за хозяином.

Взбудораженная Руфь ворвалась в его комнату, даже не постучавшись.

— Что случилось, Марти?

— Мне известно столько же, сколько и вам. Я знаю лишь, что в ближайшее время должен с оружием в руках стоять на площади возле синагоги во главе моих работников.

— А потом?

— А потом мы должны направиться к воротам Регомир. Если не пошлют никого другого, их предстоит защищать мне.

— Но почему вы должны это делать? — не унималась Руфь. — Разве не для этого существуют благородные рыцари? А иначе зачем они тогда нужны? Работать они считают для себя зазорным, а когда городу грозит опасность, прячутся за спины горожан. И за что, спрашивается, они пользуются такими привилегиями?

— Это долго объяснять, Руфь. Вы требуете, чтобы я в двух словах рассказал всю историю города, но сейчас мне пора уходить.

Однако девушка не желала отставать, продолжая допытываться:

— Мой народ всегда находился в угнетенном положении по сравнению с другими горожанами. Но в подобной ситуации может оставаться в пределах Каля, как будто ничего не происходит.

— Правильно, потому что они не граждане Барселоны. И ничего подобного нет больше нигде на всём полуострове. Более того, если бы вы побывали в Венеции, Генуе или Неаполе, то убедились бы, что нигде горожане не имеют таких привилегий, как здесь.

— Вот уж никогда бы не подумала, что быть евреем настолько выгодно, — призналась она.

— Подайте мне лучше отцовский меч, — велел Марти.

Обеими руками девушка взяла тяжёлый меч в ножнах и подвесила его к поясу Марти, не упустив случая на миг заключить его в объятия. Он попытался было отстраниться, и тогда девушка неожиданно поднялась на цыпочки, чтобы ее лицо оказалось вровень с лицом Марти, и приникла к его губам робким поцелуем — лёгким, словно прикосновение крыльев бабочки.