М. Антрекот - Дело огня

Долгий, долгий этот день наконец заканчивался. Солнце уходило на покой, тени стали длинны, и свет был уже вечерний, желтоватый. Скоро повеет прохладой, и спадет жара, от которой сухо в горле и все время хочется пить ледяную воду. Нет, из колодца не стоит, лучше чай. Но сначала…

На заднем дворе, за переделанным в казарму павильоном, был сооружен загончик. Совсем маленький. В загончике как раз поместились куст жимолости, травяной шалаш и поилка, в которой каждое утро меняли воду. Рядом с поилкой сейчас лежали куча овощных очистков и морковка. Учуяв их, Сайзо запыхтел и стал перебирать короткими лапами. Окита засмеялся и опустил зверька в загончик.

Вот за кого можно было не беспокоиться совершенно. Что бы ни случилось с ним самим, Сайзо не пропадет. Кому же не в радость прибрать такую редкость? Только вот на службу его с собой тащить все-таки не стоило. Мало ли — высунется из-за пазухи, подвернется кому под руку, а то и вовсе потеряется, и ищи его потом.

Нет, нужно все же пойти к себе и выпить горячего чая. Нельзя было целый день сидеть почти на самом солнцепеке.

Командир третьего звена устроился на приступочке веранды и занимался полезным делом — осматривал длинную кольчужную перчатку. Вообще-то он не очень любил железо, которое полагалось носить на себе — и жарко, и двигаться мешает. Но если речь идет о тесных помещениях и превосходящем противнике, то с железом все-таки лучше, чем без него. Вот догонять в нем сложно. Поэтому лучше делать так, чтобы не ты к ним, а они к тебе.

…И еще надо починить ремешок на нагруднике, он еле держится.

— Я не думаю, — сказал он подходящему Оките, — что их будет много. Но два звена и вправду взять надо — чтобы не искать сбежавших потом.

Командир первой любил работать с командиром третьей. С ним все любили работать — он как-то всегда успевал заранее прикинуть, как все устроить потише, почище и без лишних усилий. Одно удовольствие, а не товарищ — когда трезв, конечно. Но последние несколько месяцев — как раз с того дня, как ну совершенно неизвестные бандиты зарезали предыдущего командира Волков, — Сайто не пил вовсе.

Окита посмотрел из-под ладони на уходящее за крышу храма солнце и сел рядом с Сайто, привалившись к столбу. Харада, как обычно в это время, валялся кверху брюхом, распахнув дзюбан и почесывая время от времени шрам от неудачного (или удачного, это как посмотреть) харакири.

— А хорошо бы они сегодня пришли, — сказал он.

— Хорошо бы. Содзи, можешь повторить, что девочка говорила про призраков?

Окита поджал одну ногу под себя, усаживаясь поудобнее.

— Она сказала, что у них были очень белые лица и они летели — она так и сказала, летели — по лестнице вверх, к воротам. У них были мечи за поясом. Ночь жаркая, но ей стало холодно и так страшно, что она не могла двинуться с места. Она крепко зажмурилась, а когда холод ушел, открыла глаза и никого уже не увидела.

Сайто крутил в руках шпильку-когай, видно, хотел поправить звено и задумался.

— Дайнагон, может быть, и ни при чем. Он — сторонник императора, не из самых шумных, но его знают. Пожар ему скорее повредит. А вот летуны эти мне не нравятся. И что ветошь у северных ворот — не нравится.

— Почему?

— Потому что я, сколько ни думаю, а не могу придумать, кому выгодно, чтобы в городе пошел слух, что главный храм Инари в столице спалила нечисть.

— Поймаем эту нечисть — и будем знать, — махнул рукой Окита.

…Выпить чаю, чтобы перестало давить в груди и стало легче дышать — и может быть, хоть часок поспать до темноты…

Сайто полюбовался законченной работой, отложил перчатку, вытер руки и взял с подноса вторую чашку.

— Чего мы не знаем… — словно бы про себя сказал он. — Или кого мы не знаем…

По его лицу нельзя было сказать, нравится ему чай или нет.

— Хидзиката-сан тоже не понимает, — продолжал Окита. — Но он считает, что это не важно. А важно, что могут погибнуть люди и что храм будет нам благодарен. И, — в голосе его и речи послышался совсем другой человек, — от размеров этой благодарности будет зависеть, сможем ли мы купить винтовки сразу на всех, или только на первые три звена.

Это важно, подумал командир третьей. Это, пожалуй, важнее всего. Но…

Но приближается война, которую не остановят триста заграничных ружей. И три тысячи ружей не остановят. И три мана [24] Ман — десять тысяч. В Японии десятки тысяч выделены в особый разряд чисел. . Ее остановили бы чиновники бакуфу [25] Бакуфу — так называемый «совет военной палатки», правительство сёгуна. и императорского дворца, но им выгодно раскачивать лодку. Как это ни смешно, но среди господ патриотов есть люди, с которыми можно о чем-то договариваться, — тот же Кацура или тот же Сакамото Рёма [26] Сакамото Рёма (1835-1867) — ронин из провинции Тоса, один из лидеров мятежа против режима бакуфу. Создал торгово-промышленную компанию «Кайентай», впоследствии ставшую концерном «Мицубиси». Много сделал для развития японского военно-морского флота. Был убит в 1867 году, как раз тогда, когда ему удалось заставить все стороны конфликта сесть за стол переговоров. В его смерти обвиняли сначала Сайто Хадзимэ, командира третьей секции Синсэнгуми. . А с сановниками во дворце и в замке Эдо договориться нельзя. Даже мятежникам не все равно, сколько крови прольется, когда падет сёгунат, а этим… Да, именно так — не «если», а «когда». Об этом пишут в воззваниях патриоты, об этом шепчутся девицы в Гионе и Понтотё [27] Кварталы развлечений в Киото. , об этом тяжело и мрачно молчит командир Кондо [28] Кондо Исами — сын фермера из Тама, усыновлен самурайской семьей. Руководитель фехтовальной школы Тэннен-рисин-рю, сменил Серизаву Камо на посту лидера «Ронинов из Мибу» и переименовал соединение в «Синсэнгуми». С 1864 по 1869 годы «Синсэнгуми» оставалось самым дисциплинированным и боеспособным подразделением на службе сёгуната. В 1968 году был схвачен и казнен сторонниками императора. .