Уильям Гаррисон Эйнсворт - Заговор королевы

Уже близилось время, назначенное для казни, когда вдруг отворилась дверь и тюремщик ввел в келью женщину в маске и тотчас же молча вышел.

– Это вы, дочь моя? – спросил Кретьен, увидев, что вошедшая остается безмолвной и неподвижной.

– Да, – отвечала Эклермонда (а это была она), снимая маску, – я боялась помешать вашей молитве.

– Подойдите, – сказал проповедник, – ваше имя присутствовало в моих молитвах. Пусть ваш голос вместе с моим будет возноситься к престолу милосердия. Мои минуты сочтены, каждое мгновение дорого. Мне надо дать вам много советов. Но прежде всего я хочу призвать благословение Неба на вашу голову.

Эклермонда опустилась на колени и со слезами на глазах приняла последнее благословение старика. Но едва проповедник начал давать своей духовной дочери наставления, которые он считал необходимыми, как дверь снова открылась и тюремщик, введя человека, закутанного в широкий плащ, вышел так же бесшумно, как и вошел.

– Он пришел! – вскричала Эклермонда.

– Палач? – спросил спокойным тоном Флоран Кретьен.

– Нет, шевалье Кричтон, – отвечала принцесса.

– Он здесь! – вскричал Кретьен, и доброе лицо его слегка омрачилось.

– Он здесь для того, чтобы сказать мне последнее прости, – вздохнула Эклермонда.

– Принцесса Конде, – сказал сурово проповедник, – вы должны проститься с ним навсегда.

– Ваша воля исполнится, отец, – отвечала Эклермонда тоном печальной покорности.

– Ваш сан запрещает вам такой неравный союз, даже если бы религиозные убеждения шевалье Кричтона были одинаковы с вашими, – продолжал Кретьен.

– Увы! – прошептала Эклермонда. – Наши верования враждебны, целая пропасть разделяет нас, но наши сердца неразрывно связаны.

– Вы, значит, глубоко его любите, дочь моя?

– Люблю ли я его? – страстно повторила принцесса. – Отец, я надеялась, что вы поддержите мою решимость. Это свидание должно быть последним.

– И я поддержу вас, дочь моя, – сказал добродушно старик. – Подумайте только, что он враг нашей веры, и если вы соединитесь с ним, он помешает вам оказать впоследствии важные услуги преследуемой церкви, что, быть может, будет в вашей власти… Принцесса Конде, обещайте мне торжественно, что вы никогда не выйдете замуж за паписта.

– Эклермонда! – вскричал Кричтон.

– Без колебаний! – сурово сказал проповедник. – Или вы погибли. Обещайте мне!

– Моя душа проникнута протестантской религией, – твердо отвечала принцесса, – и я даю теперь клятву не выходить замуж за католика.

– Аминь! – сказал с жаром Кретьен.

Глубокий вздох вырвался из груди шотландца.

– Шевалье Кричтон, – прошептала Эклермонда, – вы слышали мою клятву?

– Да, – печально отвечал шотландец.

– Выслушайте меня, – продолжала принцесса. – Моя вера, моя любовь, моя благодарность заставляют меня откинуть всякую женскую сдержанность. Я для того и назначила вам свидание здесь, в присутствии моего почтенного наставника, чтобы иметь возможность говорить с вами свободно, чтобы высказать мою любовь в присутствии человека, святые наставления которого сделали меня чувствительной и неравнодушной к слабостям ближних, наконец, для того, – прибавила она, колеблясь и краснея, – чтобы попробовать соединенными усилиями обратить вас в веру, которую я исповедую. Если вы обратитесь, я могу тогда, не поступая против совести и не обращая внимания на мое знатное происхождение, предложить вам мою руку и просить того, кто внушил мне правила веры и смирения, воодушевляющие меня теперь, обручить нас перед Небом.

– Вы говорили голосом вдохновения, дочь моя, – сказал с благосклонной улыбкой Кретьен, – и я не прерывал ваших слов, потому что они истекали из источника мудрости. Я знаю, что ваше сердце принадлежит шевалье Кричтону. Пусть он сбросит с себя рабство, которое над ним тяготеет. Пусть он откажется от заблуждений и идолопоклонничества Рима. Пусть обратит свой могучий ум на служение истинной вере, и ваше обручение не будет отложено ни на минуту.

– Кричтон, – нежно спросила Эклермонда, – это наше последнее свидание, или мы будем соединены навсегда?

– Это наше последнее свидание, – отвечал шотландец тоном отчаяния, – если условием нашего соединения поставлено мое отступничество. Эклермонда, для вас я готов на все жертвы, совместимые с честью, для вас я готов отказаться от честолюбивых мечтаний, которые наполняют мою душу, для вас я буду всем, исключая ренегата, изменника моему Богу. Слава была всегда моей полярной звездой, по которой я направлял мой челнок, слава для меня дороже жизни. Для любви я готов пожертвовать славой, но честь для меня дороже любви.