Лоренцо Медичи де - Заговор королевы

Бескрайний белый покров окутал Францию. Уже много дней снег шел не переставая, и дороги, ведущие в города через опустошенные поля, стали почти непроходимыми, что затруднило сообщение с остальным королевством. И, словно этого было мало, лютый мороз сковал дома, деревья и людей.

В сердце Франции, замке Блуа, пришлось укрыться королю Генриху III вместе со всей королевской семьей и двором. Они вынуждены были покинуть Париж, охваченный беспорядками и находившийся в руках мятежников. Эти чрезвычайные обстоятельства служили причиной скверного настроения последнего из Валуа. У Генриха III моменты душевного подъема чередовались с глубоким унынием. Несколько недель назад, воодушевленный намерением положить конец восстанию, он, не колеблясь, решился на убийство своего злейшего врага, герцога Гиза. Однако вскоре короля замучили сомнения. Он уже не был уверен, что, уничтожив герцога, выбрал наименьшее из возможных зол. Другим источником беспокойства была тяжелая болезнь его матери Екатерины Медичи, предвещавшая близкую кончину главной советницы монарха и истинной опоры королевства.

Ледяное дыхание зимы проникло во внутренние покои замка. Целая армия слуг непрестанно подбрасывала дрова в огромные камины, но в помещениях не становилось теплее.

Второй этаж замка был занят покоями королевы-матери. В этот четверг, 5 января, в ее опочивальню ранним утром одна за другой вошли камер-фрейлины. Одна из них несла куриный бульон, который доктора, просовещавшись всю ночь, посоветовали пить королеве. В опочивальне было светло, словно в разгар дня, — десятки свечей освещали роскошную залу, как бывало только в самые торжественные моменты. Уже на рассвете многие придворные собрались вокруг ложа государыни. Все стояли в строгом молчании, сознавая свою причастность к великому и печальному событию — уходу из жизни той, что была самой могущественной и грозной королевой Франции.

Придворные, фрейлины, камергеры, доктора, слуги — все желали быть тут, увидеть своими глазами, как умирает та, что в течение почти полувека была их полновластной госпожой. Благородные дамы всхлипывали в тишине, тут же утирая слезы большими платками. Столько лет они верой и правдой служили своей госпоже, и таить боль неминуемой утраты становилось все труднее.

На широкой кровати под балдахином, украшенным французским гербом, скрытая тяжелыми занавесями из дамасской ткани, возлежала Екатерина Медичи, мать короля Франции. Казалось, она крепко спит. Ее лоб был влажен от пота из-за лихорадки, уже много дней не оставлявшей ее обессилевшее тело, измученное перенапряжением, чревоугодием, бесконечными путешествиями по Франции и подагрой. А также недугом, побороть который она уже была не в силах, — годами. Оставалось всего несколько месяцев до ее семидесятилетия. Весьма почтенный возраст для тех времен.

Вокруг ложа суетились приближенные фрейлины, они поочередно ухаживали за госпожой, следя за малейшими изменениями в ее лице. Королева провела большую часть ночи, сотрясаясь от кашля, вызванного сильным бронхитом, которым она страдала последние две недели. Жар не снижался, и это было дурным признаком. Все знали, что старой монархине осталось совсем немного времени. Несмотря на ранний час, в ее приемной уже толпились иностранные послы и гости в ожидании прискорбного известия. Некоторые из них провели здесь всю ночь, поскольку в случае внезапной смерти королевы им следовало как можно скорее известить своих суверенов.

Одна из фрейлин, герцогиня де Ретц, наклонилась к больной и ласково позвала ее:

— Ваше величество, ваше величество.

Екатерина не ответила, но медленно открыла глаза. Немного рассеянно осмотрелась, потом попыталась вглядеться в лица присутствующих. Нет, сознание ее не покинуло. Несмотря на жар и болезнь, ее грозный взор, десятилетиями заставлявший трепетать всю страну, остался прежним. Она не удивилась, увидев ранним утром стольких людей в своей опочивальне. Екатерина знала, что все они собрались здесь в ожидании ее конца. И подумала про себя: «Так пусть еще подождут, я не тороплюсь умирать». В глубине души она была убеждена, что ее час еще не пробил, и благословляла тот день, когда астрологи сообщили ей о роковом предзнаменовании.