Поль Феваль: Королева-Малютка

Всякий героизм вознаграждается. Когда охрипший Эшалот умолк, перед входом во Французский Гидравлический театр столпились по крайней мере полторы дюжины зевак: три артиллериста, три крестьянки из Пикардии, две достойные кумушки, между которыми, словно корзина с двумя ручками, был плотно зажат молодой человек, четверо или пятеро солдат линейного полка и столько же мальчишек.

К тому же была еще молодая белокурая дама, державшая за руку очаровательную девчушку лет трех, и некая личность высокого роста, с темными волосами и необычайно смуглой кожей; этот мужчина не отрывал пристального и мрачно взора от красивой дамы и ее хорошенькой дочки.

Армия мадам Канады, возбужденная столь неожиданным наплывом публики, встрепенулась. Польский улан отчаянно замахал колокольчиком, одновременно посылая пылкие взгляды крестьянкам и толстым кумушкам – то есть зрителям, носившим юбки. И хотя Амедею Симилору была уготована судьбой более чем скромная участь, он несомненно являл собой законченный тип Дон Жуана. Грянула музыка, мадемуазель Фрелюш бешено заколотила в тамтам, а Эшалот испустил в рупор львиный рык.

Увы! Все оказалось тщетным. Три крестьянки из Пикардии прошли мимо, и, несмотря на свое нежное сердце, мадам Канада готова была немедленно удавить их, ибо они увлекли за собой и трех артиллеристов. Две толстые кумушки, зажав с обеих сторон юного мясника, удалились в сопровождении гримасничающих сорванцов, которых очень забавляло это трио. Пятеро солдат линейного полка последовали примеру мальчишек, и даже хорошенькая блондинка повернулась спиной к балагану и уже сделала шаг в сторону предместья Сент-Антуан, как вдруг ее маленькая дочка нежным и звонким, словно у птички, голоском, воскликнула:

– Мамочка, я хочу посмотреть на мадам Саки!

– Мадам Саки! Мадам Саки! Мадам Саки! – проревел в свой рупор Эшалот. – Два су! Два су! Два су!

Девочка повисла на руке матери; дама сразу же остановилась.

– Зацепило! – прошипел юный Саладен, с видом знатока наблюдавший за этой сценой.

Глаза Саладена были довольно красивыми, однако, когда он принимался что-нибудь пристально разглядывать, они округлялись и становились похожими на глаза хищной птицы.

Хорошенькая блондинка подхватила малышку на руки и нежно поцеловала ее.

– Мы живем очень далеко, – произнесла дама, – а сейчас уже поздно. Завтра, Королева-Малютка, если ты захочешь, мы пойдем смотреть на канатную плясунью на мосту Аустерлиц.

– Нет, – отвечала Королева-Малютка, – я хочу сегодня! И только мадам Саки.

Молодая мать подчинилась и ступила на шаткую лестницу, ведущую в балаган. Мадам Канада, колотя одной рукой в огромный барабан, а другой потрясая видевшими виды цимбалами, одарила мать и дитя нежным признательным взглядом. У укротительницы было доброе сердце, она хотела расцеловать их обеих.

И было за что, ибо «плантатор из заморских владений Франции», нахлобучив на глаза шляпу, двинулся следом за хорошенькой блондинкой. Две барышни, о которых мы еще не успели упомянуть, оказывается, вовсе не принадлежали к привередливым обитателям Сен-Жерменского предместья, а посему пошли за смуглокожим работорговцем; трое приказчиков поспешили за барышнями.

Пятеро солдат, увидев, как обернулось дело, стали совещаться: они привыкли идти туда, куда идут все, держать нос по ветру, никогда не теряться и получать удовольствие от любого зрелища. И солдаты двинулись к балагану.

Трое сорванцов сказали себе: «Кажется, там что-то новенькое», – и тоже встали в очередь за билетами.

– Эй! – прикрикнул юный мясник на своих толстых кумушек, – оплатите-ка спектакль!

И три артиллериста, воспользовавшиеся моментом, чтобы подхватить под руки трех пикардийских крестьяночек, предложили своим новым знакомым вместе насладиться представлением модного театра.

Теперь вы понимаете, что мадам Канада вовсе не напрасно с материнской лаской взирала на Королеву-Малютку!

– Два су! Два су! Два су! Держите ваши билеты!

Зеваки, словно овцы за бараном, повалили со всех сторон.

– Следуйте за всеми!

Балаган быстро заполнялся. Эшалот, надменный и гордый, в конце концов был вынужден встать возле двери и отправить на улицу последнего мальчишку с неплатежеспособной внешностью.

– Мест нет! – заявил Эшалот и пояснил: – Если бы у меня, молодой человек, был такой зал, как в королевской Академии музыки, мне бы не приходилось ежедневно отказываться от целого состояния!