Поль Феваль: Королева-Малютка

Подчиняясь законам справедливости, мадам Канада разрешала называть себя мадам Эшалот. Союз укротительницы и паяца держался на сентиментальной привязанности, основанной на уважении, любви и удобстве.

Польский улан, отец Саладена, не отличался добронравием. Он был ровесником Эшалота, однако все свое время посвящал заботам о собственной внешности; его прямые соломенные волосы, изрядно тронутые сединой, блестели от дешевой помады, а брови были подкрашены жженой пробкой.

Подобные ухищрения придавали огня его взору, постоянно обращенному в сторону дам.

Он никогда не служил положительным примером своему сыну Саладену, а вдова Канада постоянно жаловалась, что улан самым коварным образом покушается на ее честь.

У него было красивое имя: Амедей Симилор. Он и Эшалот были друзьями, подобными Оресту и Пиладу, но поскольку у Симилора напрочь отсутствовала совесть, он часто злоупотреблял великодушием Эшалота; последний же, не будь у него такого приятеля, наверняка сумел бы занять во Французском Гидравлическом театре гораздо более прочное положение и давно отвел бы к алтарю мадам Канаду.

В прошлом Симилор был домашним учителем танцев в Гран-Венкер, служил моделью для бедер и вообще всей нижней части организма, работал собирателем сигарных окурков и сотрудничал с уже упоминавшейся конторой, а именно – с ассоциацией Черных Мантий.

Возможно, искусство шпагоглотания ожесточает душу. Юный Саладен был всем обязан Эшалоту, ибо Симилор, родной его отец, никогда ничем не награждал сына, кроме многочисленных пинков и подзатыльников. И тем не менее юнец не испытывал к Эшалоту ни малейшего почтения, хотя тот и выкормил его, когда Саладен был грудным младенцем; надо сказать, что в те времена два су, потраченные на молоко, серьезно подрывали благосостояние Эшалота. Саладен же не сохранил к своему благодетелю ни капли уважения. Эшалот давно пришел к выводу, что у этого мальчишки больше ума, чем доброты и чуткости, но не мог заставить себя разлюбить Саладена.

Смуглая рыжеволосая девица звалась Фаншон (театральный псевдоним – мадемуазель Фрелюш). Она довольно прилично танцевала на канате, но была дурна собой, дерзка и не имела ни малейшего представления о хороших манерах. Она не отказалась бы стать подружкой Саладена, который благодаря своим талантам намного превосходил ее во всем. Читателю не следует заблуждаться: Саладен был умен, как Вольтер, и даже еще мудрее, ибо умел развлекать ярмарочных гуляк наизатейливейшими трюками.

Дело происходило в конце апреля 1852 года, в предпоследний день пасхальной недели, когда по освященной веками традиции, связанной с этим великим народным праздником, устраивались ярмарки, на которых непременно продавали пряники. Вот уже много лет на Тронной площади не видели такого скопления блистательных артистов, чье мастерство подтверждалось всевозможными дипломами, выданными разными королевскими дворами Европы. Кроме множества торговцев, предлагавших маленькие прянички, и продавцов огромных, словно кирпичи, реймских пряников – надо ли говорить, что все эти люди были поставщиками венценосных особ! – по ярмарке расхаживали зубной врач императора Бразилии, педикюрный мастер Ее всемилостивейшего Величества королевы Англии и ученый химик, изготовляющий бритвенные ремни для самодержца всея Руси.

Разумеется, там были и гадалка в засаленном платье, предсказавшая судьбу эрцгерцогиням австрийским, и сомнамбула инфанты испанской, и истинный потомок Абенсерахов, снабжавший знать любых дворов кремом для обуви, и аргентинский генерал, который, сняв пенки на кухне шведских королей и опустошив кастрюльки Сент-Джеймского дворца, отправился шарить по кладовым Эскуриала и продавать, согласно полученным привилегиям, воздух королевскому семейству Пруссии.

Некоторые философы, возможно, задумались бы, отчего это пышный блистательный парад королевских дипломов проходит в самом сердце Сент-Антуанского предместья, населенного отнюдь не венценосными особами. Предоставим решать эту загадку тому лукавому божку, который с утра до вечера только тем и занят, что подкидывает вопросы, заводящие философов в тупик.

Середина огромной круглой площади была застроена лавчонками, где даже любой пустяк стоимостью в одно су продавался только вместе с грамотой, снабженной двумя-тремя печатями с королевскими гербами; а по краям этой же самой площади раскинули свои шатры театры и всякого рода увеселительные заведения; возле них на всеобщее обозрение были выставлены дипломы, пожалованные августейшими особами. Уверен, что даже в самый разгар средневековья ярмарочные торговцы, собиравшиеся на поле Дра-д'Ор, не выкрикивали с таким усердием имена покровительствовавших им королей и императоров.