Жан-Франсуа Намьяс - Дитя Всех cвятых. Цикламор

– Я одолею их, монсеньор!

– Уверен, но это не так легко. Ты должен знать, что они опасны и сильны, особенно один, который поклялся погубить тебя.

– Кто он?

– Узнаешь позже.

Анн де Вивре вытянул руку и погладил кобылу по шее. Он был восхищен, опьянен! Да, его прадед и впрямь сказочный волшебник. Вслед за такими потрясающими откровениями сделал ему еще и самый чудесный из подарков. Анн – наследник рода героев! Он отправится навстречу захватывающим приключениям. Он – белый рыцарь, защитник добра, противник черного рыцаря, сил зла, и обязательно станет победителем!

Анну безумно захотелось немедленно помчаться вскачь, до потери дыхания. Он коснулся седла:

– Дозволите, монсеньор?

– Да, но сначала ты должен дать ей имя. Выбирай хорошенько.

Анн задумался. Надлежит придумать дивному созданию поистине достойное имя. Такое, чтобы всегда напоминало ему этот незабываемый день… И вдруг он вспомнил слова молитвы, которую слышал сегодня в церкви, витая в мечтах: Vidi– mus stellam in Oriente.

– Стелла! Я буду звать ее Стеллой.

Франсуа удивленно вскинул брови, потом улыбнулся. Он вспомнил, что свою первую лошадь назвал Звездочкой. И Анн, почти не раздумывая, сказал: «Стелла». Мальчишка такой же хороший наездник, каким и сам он, Франсуа, был в том же возрасте, но Анн к тому же знает латынь. А это уже большая разница!

Анн вдруг обеспокоился:

– Вы смеетесь, монсеньор? Вам не нравится имя?

– Наоборот, очень красивое. Садись же!

Одним невероятно ловким прыжком ребенок вскочил в седло.

– Я поскачу до самого Мон-Сен-Мишеля!

Франсуа покачал головой, не переставая улыбаться.

– Нет. Нас ждет пир. Праздник пока не окончен, да и я еще не все тебе сказал.

Анн радостно вскрикнул и, сделав на Стелле круг галопом, соскочил на землю, чтобы последовать за прадедом.

В трапезном зале замка был установлен большой стол. За ним сидели около полусотни приглашенных, а прочих поселян потчевали на кухне. Анн поместился между Франсуа и Изидором, сидящим слева от его прадеда. Брат Тифаний занял место справа.

Слуги поднесли вина. Франсуа встал с кубком в руке. Анн, очень взволнованный, поскольку еще никогда не пил вина, сделал то же самое. Жидкость в его кубке была восхитительного, густого желтого цвета с янтарными отблесками. Все приглашенные тоже поднялись, и воцарилась торжественная тишина.

– Анн, мне восемьдесят пять лет, и все эти восемьдесят пять лет длится жестокая война. Я родился как раз в тот самый день, когда она началась. Нам, мужчинам рода Вивре, несмотря на всю нашу храбрость, достались в ней одни лишь поражения, унижения и смерть. Стань же первым Виврепобедителем! Отплати врагам за всех нас! Мой лев!

Полсотни глоток подхватили хором: «Мой лев!» – девиз и боевой клич рода Вивре, и Анн выпил вместе с остальными. Ему показалось, что он влил в себя жидкий огонь, и он чуть не задохнулся. Но, заметив, что все смотрят на него, из гордости сумел проглотить напиток, не поперхнувшись и даже не закашлявшись. Голова закружилась; мальчик не сел, а почти упал на свое сиденье.

Франсуа де Вивре жестом показал, что можно начинать пиршество. Слуги принесли первые блюда, завязались разговоры, и вскоре зал наполнился гулом. Франсуа склонился к своему правнуку. Теперь уже никто не мог их слышать, кроме Изидора Ланфана и брата Тифания.

– У тебя пятнадцать лет, чтобы победить, Анн. Я хочу видеть твою победу.

– Я не совсем вас понимаю, монсеньор.

– Ты и не можешь понять. Речь идет о тайне моей жизни. Сейчас я тебе открою ее.

– Монсеньор!

– Слушай меня. В наших краях есть одно поверье. Тот, кто родится в последний час ночи Всех святых, живет сто лет, а тот, кто родится в первый час Дня поминовения усопших, – лишь один день. Я появился на свет в ночь Всех святых тысяча триста тридцать седьмого года, ровно за «Отче наш» до полуночи. Если предсказание верно – а сам я считаю его верным, – то я умру в ночь Всех святых тысяча четыреста тридцать седьмого года. Стань победителем прежде этого срока!

Анн даже не знал, что сказать, что подумать, настолько все перемешалось в его голове. Он вдруг вспомнил, что еще несколько минут назад скакал на Стелле. Каким же далеким теперь это казалось! Сквозь нынешний безумный день он тоже несся галопом, и, похоже, скачка еще не окончилась…

Франсуа де Вивре опять взял слово.

– А теперь я хочу рассказать тебе о моих драгоценностях.

Действительно, едва только попав в замок, Анн был поражен, увидев драгоценности своего прадеда, которые так не вязались с его строгим одеянием: у того было по перстню на каждой руке, да еще небывалой красоты брошь на груди – роза из золота, серебра и эмали, украшенная алмазами и рубинами.