Жан-Франсуа Намьяс - Дитя Всех cвятых. Цикламор

Но дальнейшее удивило мальчика еще больше. Франсуа де Вивре не последовал за священником. Перекрестившись, он направился к своему правнуку. Изидор Ланфан ступал следом.

– А теперь ты узнаешь историю нашего герба.

В тоне прадеда проскальзывало нечто лукавое, словно он собирался рассказать какую-то забавную историю.

– Тебе ведь известно, каков он, не так ли?

– Да, монсеньор.

Собственно, это было практически все, что Анн знал о своей семье. Изидор Ланфан согласился сообщить ему только о гербе.

Герб де Вивре был раскроен на «пасти и песок», то есть был красно-черным, разделенным по диагонали: красное в верхней правой, черное – в левой нижней части щита.

– Взгляни на витраж за алтарем.

Франсуа де Вивре чуть повысил голос. Прежде он почти шептал, и Анна, который ловил каждое слово прадеда, это поразило еще больше.

– Запоминай все, что я скажу. Я слышал предание из уст моего собственного отца и помню его почти слово в слово. Когда он рассказал мне его, я тоже был еще ребенком. Это случилось перед тем, как он уехал на войну, с которой ему не суждено было вернуться…

Анн буквально впился глазами в огромный, сияющий кровавым светом четырехугольник за алтарем с фигурами святого короля и крестоносца. Мальчик так напрягал зрение, что вскоре ему начало чудиться, будто он и сам перенесся в те отдаленные края, в те времена, когда на земле появился его род.

– Герб де Вивре восходит к тысяча двести сорок девятому году, к крестовому походу, предпринятому святым королем Людовиком. Эд, от которого до нас дошло только имя, был простым оруженосцем у некоего рыцаря, чье прозвание также осталось неизвестным. Этот Эд, говорят, был настоящий колосс, рыжеволосый и рыжебородый. Он был великим воином. Когда его господин погиб, он покрыл себя славой во всех битвах похода…

Франсуа де Вивре взглянул на своих молчаливых слушателей – притихшего от восхищения Анна и сдержанного Изидора Ланфана. Потом продолжил рассказ тихим уверенным голосом:

– Однажды летним днем тысяча двести сорок девятого года Людовик Святой, чтобы дать своим рыцарям передышку, устроил для них охоту на львов в дельте Нила. Хотя Эд был всего лишь простым оруженосцем, ему по причине его доблести тоже позволили участвовать в той охоте. И к вечеру он сразил хищников больше, чем кто-либо другой: от его меча пало не меньше семи львов, чьи отрубленные головы он разложил перед собою на песке. Людовик Святой, окруженный военачальниками, подошел, чтобы поздравить его. «Оруженосец, за этот подвиг я сделаю тебя рыцарем. Полагаю, ты возьмешь своей эмблемой льва?» Ко всеобщему удивлению, Эд отрицательно покачал головой: «Нет, государь, мне будет довольно красно-черного щита, раскроенного на „пасти и песок“». И при виде удивления короля добавил просто, указывая на львиные головы, громоздившиеся на земле пустыни: «Вот пасти, а вот песок!» Людовик Святой громко расхохотался, дал ему оплеуху в знак посвящения и воскликнул: «Отлично, мой лев! Вот ты и рыцарь!» Эд вернулся из крестового похода невредимым. Получив во владение сеньорию Вивре, он решил, что слова Людовика Святого «Мой лев» станут боевым кличем и девизом его рода…

Франсуа умолк. Потом хитровато улыбнулся:

– Так-то вот, Анн. Наш родовой герб – твой герб – на самом деле всего лишь игра слов. Мог ли ты когда-нибудь вообразить такое?

Анн не в состоянии был произнести в ответ ни единого слова. Перед ним только что открылась самая прекрасная, самая славная, самая неожиданная из книг, и написанное в ней было его собственной историей!

Внезапно прадед отвернулся от мальчика и обратился к Изидору Ланфану:

– Вели стражникам войти!

Его голос утратил легкую насмешливость и стал серьезным, даже торжественным. Стражники, должно быть ожидавшие прямо за дверью, явились тотчас. Увидев, что они держат факелы, Анн слегка вздрогнул. Что еще ему предстоит?

Ответ не заставил себя ждать. Один из солдат опустился перед алтарем на колени. Но вовсе не для молитвы. Ребенок с удивлением заметил, что в одну из плит пола вмуровано большое железное кольцо. В следующее мгновение плиту подняли, и под ней обнаружилась крутая лестница, ведущая прямо вниз. Подняв факел, стражник без единого слова начал спускаться, а за ним – и Франсуа. Анн, которого Изидор Ланфан пропустил вперед, последовал за прадедом. Остальные стражники замыкали шествие.

Они очутились в просторном круглом зале. В стену на равном расстоянии друг от друга были вделаны железные держатели. Стражники вставили туда свои факелы, поднялись по лестнице обратно, наверх, и исчезли.