Жан-Франсуа Намьяс - Дитя Всех cвятых. Цикламор

Второго из присутствующих на богослужении Анн, наоборот, знал очень хорошо, поскольку провел с ним практически всю жизнь. Это был Изидор Ланфан.

Видясь с ним каждодневно, мальчик почти перестал обращать на него внимание. Однако тридцатичетырехлетний Изидор ни в коей мере не являлся заурядным человеком. Хорошо сложенный, с сильными руками и ногами, с мужественным загорелым лицом и открытым взором, он внушал доверие с первого же взгляда.

Оставаясь грозным бойцом, Изидор Ланфан отнюдь не пренебрегал изяществом и хорошими манерами. За длительное время, проведенное при Орлеанском дворе, он вполне усвоил его дух и отлично умел держать себя. Несмотря на простонародное происхождение, Изидор был представителен, словно паж старинного рода. С удивительной непринужденностью он носил красно-черное одеяние – цвета Вивре.

Анн снова посмотрел в сторону алтаря. Тот, кто пел мессу, скоро станет его наставником. Постижение книжной премудрости, равно как уроки владения оружием и верховой езды, начнутся только завтра. Пока Франсуа де Вивре дал своему правнуку отсрочку.

Анн, которого книги влекли не меньше, чем кони и оружие, исподтишка приглядывался к священнодействующему монаху. Будет ли тот столь же хорошим учителем, как ученые клирики Блуаского замка? Удовлетворит ли его ненасытную жажду знаний? Сделает ли его искусным в латыни и французском языке, о чем мальчик так мечтал?

Когда Франсуа де Вивре призвал молодого монаха для обучения своего наследника, он тоже задавался этими вопросами – и ответил на них утвердительно.

Того звали брат Тифаний, и было ему двадцать пять лет. Его, сироту из деревни Вивре, в самом юном возрасте приняли к себе монахи аббатства Мон-Сен-Мишель. Мальчик тотчас же проявил замечательные способности к учебе. А поскольку подобрали его на Богоявление, то и назвали так, как обычно именуют всех рожденных в этот день, Тифанием, и с тех пор другого имени у него не было.

Последнее обстоятельство определило выбор Франсуа. Человек, оказавшийся под покровительством того же самого святого праздника, что и Анн, обязательно должен иметь с ним какое-то сходство. Франсуа де Вивре верил в силу дня рождения и имел для этого веские основания, ведь обстоятельства его собственного прихода в этот мир были, по меньшей мере, исключительными…

У брата Тифания были красивые волосы глубокого черного цвета. Ладно скроенный, с приятным, проникновенным голосом, воспитанник аббатства Мон-Сен-Мишель казался в своем роде точным повторением Изидора Ланфана, только в образе ученого монаха. Некоторым образом это было совершенно естественно: ведь оба они приставлены к одному ученику – чтобы совершенствовать и тело его, и дух.

Месса продолжалась. Брат Тифаний говорил о путеводной звезде волхвов:

– Vidimus stellam ejus in Oriente et venimus cum mune– ribus adorare Dominum… [2]

Анн де Вивре больше не слушал. С жадным любопытством он разглядывал витражи часовни, которые наверняка имели отношение к его роду. Однако все они изображали святого короля Людовика. Выходит, предки Вивре были лично знакомы с самой выдающейся личностью во всей истории христианства? Мальчик не осмеливался поверить, настолько это было чудесно!

Замковая часовня действительно была посвящена Людовику Святому и украшена семью витражами. Те, что слева, повествовали о жизни короля в мирное время: как он слушал поучения своей матери, Бланки Кастильской, как творил правосудие под Венсеннским дубом, как отдавал кошелек студенту, вознаграждая того за ночные занятия. Те, что справа, воспевали воинские подвиги короля: вот он садится на корабли, отправляясь в крестовый поход, вот одерживает победу при Дамьетте, вот погибает от чумы в Тунисе.

Но последний витраж, расположенный за алтарем, затмевал все прочие. На нем святой король посвящал в рыцари некоего крестоносца, рыжеволосого и рыжебородого исполина. Королевские слова «Отлично, мой лев!» были начертаны исходящими из уст Людовика. Набранный из стекол пурпурных тонов, витраж производил потрясающее впечатление. В лучах бьющего сквозь него утреннего январского солнца казалось, что он струится кровью.

Анн забылся надолго. В отличие от остальных сюжетов (кроме разве что сценки со студентом) этот эпизод из жития Людовика Святого был ему незнаком. Мальчик предположил, что бородатый крестоносец – один из Вивре, быть может, даже родоначальник…

– Цари аравийские и савские принесут свои сокровища…

Последние слова гимна застали Анна врасплох. Он и не заметил, как служба закончилась. Брат Тифаний уже собрался уходить.