Самуэлла Фингарет: Знак «фэн» на бамбуке

– Стой! Остановись! – Первый помчался следом. Но даже ветер не мог бы догнать взбесившееся животное. Очень скоро повозка скрылась из вида. Дорога круто шла вверх. Первый бежал, спотыкался, падал, снова бежал. Одолев подъём, он очутился на вершине холма. Но сколько он ни вглядывался в раскинувшуюся внизу долину, мула с повозкой он не увидел. Глазам открылась совсем другая картина. В той стороне, где их задержала застава, кипел настоящий бой. Солдаты в синих куртках бились с какими-то людьми, которых издали можно было принять за обычных крестьян. Схватка шла яростно. Ни одной из сторон не давалась победа. Вдруг откуда-то из-за холма вынырнул конный отряд. Первый увидел, что головы конников перетянуты платками красного цвета. «Красные повязки», – вспомнил он крик в лесу. Тучами полетели стрелы, копья рассекли воздух. Солдаты не выдержали и пустились в бегство. Люди в красных повязках били и гнали их, пока Первому было видно. Потом всё исчезло, словно приснилось во сне.

Целый месяц до нового полнолуния Первый искал своих братьев. Он обшарил весь лес, все луговины. В каждой деревне расспрашивал крестьян. Ел ягоды, горьковатые коренья, жевал кору. Спал, где придётся, чаще всего на ворохе листьев, покрывших жёлтым ковром холодную осеннюю землю. Мысль о Третьем, брошенном на произвол судьбы, терзала его сильнее, чем голод и холод. Дважды Первый тайком пробирался к дому Пэй Сина. Дом стоял заколоченным, на воротах висел замок. Отчаявшись, Первый прекратил свои поиски и подался в родные места.

Так потеряли друг друга три мальчика, давшие клятву быть братьями, но не успевшие сообщить друг другу свои имена.

Чем ближе к городу, тем дорога становилась людней. Хоть и сыпал с утра мелкий дождь, будто сеяли воду сквозь частое сито, – да разве непогода способна остановить намеченные дела? Шли пешие. Брызгая комьями грязи, проносились конные. Колёса крестьянских телег натужно катились по вязкой размытой водой колее. Возницы недвижно сидели среди тюков и корзин, завёрнутые в накидки, сплетённые из травы. Рядом с навьюченными ослами и мулами вышагивали погонщики в широких травяных шляпах, заменявших бедному люду зонты. Лето для южного края выдалось небывало холодное. С весны зарядили дожди и лили не утихая. Пяти дней подряд не продержалось ясных.

В синей рубахе и чёрной блестящей шляпе, похожей на перевёрнутое лаковое блюдо, пробежал скороход. В одной руке он держал зонт, в другой – фонарь с зажжённой свечой. Короб с депешами был привязан крест-накрест к спине узким белым полотнищем и выпирал горбом.

Внезапно весь пеший и конный люд, все, кто ехал и шёл, торопясь попасть в город до темноты, пока открыты ворота, – все, словно услышав сигнал, прервали свой путь и метнулись по сторонам. Погонщики оттащили к обочинам гружёных животных и замерли. На притихшей дороге сопровождаемый свитой показался богато разодетый всадник, судя по облику, важный чиновник, из тех, кто служит в столичном ведомстве или при императорском дворе.

– Дорогу! Дорогу! – кричали бежавшие впереди слуги и секли воздух бамбуковыми хлыстами.

Над головой всадника облаком плыл разноцветный зонт на изогнутой палке.

– Древние говорили: «У захватчиков не бывает удачи, которая длилась бы больше ста лет», – понеслось негромко вслед пышному выезду, когда дорога снова пришла в движение. Эти слова произнёс человек, одетый, как простолюдин с гор, в куртку из грубой оленьей кожи. Человек лежал в телеге рядом с сидевшим возницей. Он вытянул вдоль оглобли длинные ноги и, закутавшись в травяной плащ, казалось, дремал. На самом же деле от его зорких глаз не укрылся ни пеший, ни конный.