Андрэ Арманди - Тайны острова Пасхи

― Неслыханно... вот слово, которое я искал: неслыханно! Ваше вторжение в мои дела, ваше презрение к пунктам нашего договора ― неслыханны, непонятны! И это началось не сегодня... Разве я вас обделил при разделе сокровища?.. Нет!.. Разве я не хранил все время желательное вам снисхождение и благосклонность, делая вид, что не замечаю первого же нарушения вами наших условий? Договор гласит точно:

«Господину Кодру ― все результаты, приобретения, или открытия научного рода».

Научного рода! Это сказано ясно. Вы не можете противопоставить этому даже добавочный пункт, внесенный по желанию господина Гартога:

«В том случае, если один и тот же предмет одновременно будет иметь ценность и научную, и денежную...».

Откуда же заключаете вы, что интересующий нас предмет имеет денежную ценность? А если имеет, то отчего же не ждете вы соответственного решения судебного трибунала, который и определит причитающуюся вам за этот предмет часть суммы?.. Я всецело готов подчиниться такому решению. Но на что это похоже, спрашиваю я вас, ― вмешиваться с револьвером в руке и с проклятиями на языке в мои научные изыскания? Точно паровоз, вламывающийся в Институт научных изысканий!

Он поднимает, случайно наступив на него, револьвер, который от одного его взгляда выпал из моей руки.

― Заряжен! ― продолжает он с возрастающим раздражением. ― Он был заряжен, честное мое слово! Но, милейший мой, ведь он мог выстрелить! Разве вы не читали в газетах о частых несчастных случаях, иногда со смертельным исходом, которые бывают следствием подобного рода штук?.. А если бы вы меня убили? Славное дело, нечего сказать!.. Знаете ли, я не хочу вас обижать, но вы решительно действуете на мои нервы!

― Господня Кодр... я хотел убить вас, это правда... у меня только одно извинение: я ее люблю. Она для меня ― единственная радость в мире. Возьмите всю мою долю сокровища и отдайте мне Эдидею.

На этот раз гном решительно вышел из терпения.

― Нет! ― щелкнул он сухими своими пальцами. ― Этот человек никогда не поймет! На что же мне тюки ваших банковых билетов, раз мне нечего делать и с моими? Какую помощь могут они принести науке? Какой свет могут пролить они на тот специальный вопрос, который теперь занимает меня?..

― Я люблю ее, доктор!

― Ах, как скучно объяснять глухому! Какое отношение имеет ко всему этому ваша любовь? Разве вы антропоид? Даже не антропоид! В таком случае спрашиваю вас: какое же содействие можете вы оказать мне в моем опыте?.. Послушайте, молодой человек: я со всевозможным снисхождением относился ко всем вашим слабостям; щадя ваши вздорные предрассудки, я позаботился, чтобы молодая особа в усыпленном состоянии была взята тайно от вас и во время вашего отсутствия; я подвергался при этом опасности от разоренного жреца; я позаботился и о том, чтобы товарищи ваши также не знали об этом похищении, и тем избавил их от нескромного разглашения тайны; чтобы иметь возможность сделать это, я должен был щедро оплатить капитана парусника и, с риском испортить этот драгоценный образчик, должен был погружать и выгружать его в ящике. В точение всего переезда я должен был запереться в собственной каюте, чтобы непрестанно наблюдать за пленницей; я был настолько внимателен к вам, почти отечески внимателен ― потому что, по существу, вы мне были симпатичны, несмотря на вашу чрезмерную чувствительность, а может быть, и благодаря ей, ― настолько внимателен, что придумал настоящую театральную сцену, которая позволила бы вам поверить в ее смерть и тем самым давала вам возможность постепенно обратить печаль в забвение. Вы согласитесь, что все это стоило мне времени, забот и денег, и все это с одной только целью ― не раздражать ваши нежные нервы, в то время как я был в своем праве. И вот как вы благодарите меня за это?..

Надо ли мне еще раз говорить вам о мудром отношении к делу? Попробуйте хоть на минуту избавиться от этого безрассудного упрямства, которое притягивает ваши глаза на предмет ваших желаний: кажется, именно так следует научно определить любовь? Попробуйте сделать это, и что же вы увидите тогда более привлекательного в этой юной дикарке, чем в большинстве из наших француженок? Она говорит по-французски, и говорит очень правильно, согласен. Но если бы вы не припутали сюда эту любовь, то чем бы эта дикарка была более привлекательна для вас, чем все другие океанийские девушки, с которыми мимолетно проводят ночи во время остановок на Таити? Подумали ли вы об этом? Подумайте.