Андрэ Арманди - Тайны острова Пасхи

Доброе животное смотрит на меня зеленоватыми глазами, наполовину прикрытыми лохматой нависшей шерстью. Собака снова обнюхивает меня, повизгивая от радости, начинает валяться в ногах... Ну да, это я, старый товарищ; я ведь знал, что ты вспомнишь меня!

― Кто там?..

Вопрос этот упал среди молчания точно внезапно раздавшийся удар гонга.

― Молчи, славный пес: никогда до сих пор твои братья не были предателями. Твой лай, даже радостный, будет причиной смерти... его или моей. Молчи!

― Но почему? ― спрашивают меня добрые непонимающие глаза животного. ― Разве он не твой друг?

― Молчи... во имя твоего безошибочного инстинкта добра... молчи!

И верное животное молчаливо ползет вместе со мною вдоль тени стены, освещаемой луною.

― Табаро!

При звуке властного зовущего голоса собака резко дергает ошейник, который я держу в руке.

― Почему ты задерживаешь меня? ― спрашивают ее глаза. ― Это мой хозяин.

― Это дурной хозяин; это проклятый хозяин, Табаро. Не ворчи, не визжи! Молчи, молчи, мой верный пес; будь моим сообщником. Клянусь тебе, что прав я.

Я достиг задней стороны замка. Шаги направляются направо в то время, как я крадусь налево.

― Табаро! Сюда! ― повторяет резкий голос, и шаги приближаются.

Я обхожу левое крыло замка, поворачиваю к углу главного фасада... свет фонаря удаляется к другому крылу. Человек, несущий фонарь, обходит кругом замка...

Тяжелая входная дверь полуоткрыта: ярко отсвечивает огонь, разведенный в очаге...

― Ступай, Табаро!

Освобожденное животное бросается широкими прыжками к фонарю, свет которого удаляется... Я вошел в дом.

― Дурень! Чего ты там лаешь без причины? Вон!.. Говорю тебе, вон!.. Пошел!

Тяжелая обитая гвоздями дубовая дверь захлопывается со звучным шумом, отражающимся от стен.

Из темного угла, в котором я спрятался, я вижу, как силуэт обезьяноподобного гнома расхаживает по обширной кухне. Фонарь, покачивающийся в его руке, бросает на стены причудливые полосы света, среди которого движутся тени, отбрасываемые грудой черепов и старых костей.

― Что с ним такое?.. Глупое животное! Он, вероятно, чует обезьяну...

Тщательно заперев дверь на засовы, гном, ворча, направляется к двери, ведущей в комнаты. Тень его, отбрасываемая фонарем, пробегает по пустому коридору. Вот он сходит по спиральной лестнице, ведущей в сводчатые подвалы старого феодального жилища.

Танцующий свет фонаря исчез за массивными камнями, и я скольжу к этой лестнице тихими размеренными шагами. Я слушаю... Шаги гнома удаляются по ступеням подвальной лестницы. Я слышу резкий стук сотрясаемого железа, глухое и могучее ворчание, голос старого Кодра, делающего выговор... Еще шаги, более отдаленные; скрип тяжелого замка, скрип двери на металлических петлях... Потом дверь закрывается... потом больше ничего! Я спускаюсь ощупью.

Я знаю теперь, где мы: здесь ― сводчатая зала, служащая дровяным сараем и прачечной; немного подальше ― выходящий в коридор запасной чулан; еще дальше ― разветвляющийся коридор. Левая ветвь коридора ведет к массивной двери с огромными засовами, с огромными тюремными замками; дверь эта ведет в довольно обширную залу с низкими полукруглыми сводами, опирающимися на толстые каменные столбы; сюда запирали пленников, взятых на войне, или непокорных рабов, приковывая их цепями к каменным столбам. Одна прекрасная дама замка Ла-Гурмери, по приказанию могущественного сеньора, ее супруга, была, как мне рассказывали, заточена в этом подземелье и умерла здесь от голода, искупая этим излишнее внимание, которое она оказывала одному пажу.

Что же касается до этого пажа, то его с кандалами на руках повели по правой ветви коридора, до двери, теперь замурованной, а тогда открывавшейся над тайниками, в глубине которых Цера до сих пор размывает вековой фундамент правого разрушенного крыла замка.

Идя ощупью по левой стороне стены, задерживая свое дыхание, я двигаюсь вперед. Вот угол стены; вот запор на двери: я берусь, за него... делаю еще шаг... Проклятье!

Резким напряжением воли, от которого я задохнулся, задушил я в своем горле крик ужаса, который готов был раздаться. Ощупывая во мраке пустоту, я скользнул рукою между двух железных перекладин и коснулся трепещущей шкуры с короткими жесткими волосам; я отскочил назад, услышав отвратительное, хриплое, почти человеческое ворчание; я почувствовал, как мою руку чуть не схватила огромная рука; я услышал звон цепей; два фосфорических глаза смотрели мне в лицо, а глубокое и прерывистое дыхание выражало ярость животного... Горилла!